— А дорого обошлось все-то переселение? — спросил Бороздин.
Старуха немного поколебалась, прежде чем ответить.
— Ну, ин от тебя уж не скрою, душевный ты человек, зла, поди, не сделаешь старухе никакого. Триста рублей всего, ну, да там угощение шоферам-то молодцам. А ведь и как без этого?
Бороздин промолчал. Он ждал, когда Силантьевна скажет, зачем пожаловала в райисполком.
И старуха певуче заговорила:
— Ой, да кабы ты знал, Максим свет Петрович, зачем я пришла к тебе, старуха неразумная!
Бороздин слегка развел руками.
— Телеграмму ты научи меня отбить... Телеграмму отцу-то нашему. Али в газету бы пропечатать сердешную мою благодарность товарищу Сталину...
Она впилась глазами в лицо Максима Петровича.
И вот что отвечал он ей, подумав:
— Понял... Понял, Василиса Силантьевна! Что ж, благодарность — чувство хорошее. Советская власть — власть народная. Для народа трудимся, для народа! На том стоим... А теперь ты пойми меня, Василиса Силантьевна. Вот у нас по району в связи со строительством ГЭС надлежит перенести из затопляемой зоны на новые места около пяти тысяч дворов. Чуешь, сколько? Около пяти тысяч!
Старуха кивала головой,
— Так перенести, — продолжал Бороздин, — чтобы ни одной душе ни обиды, ни ущербу!..
— Так... так... — соглашалась Василиса Силантьевна.
— Вот ты и подумай: справедливо ли будет, что мы тебя одну выделим с телеграммой-то? А?
Бороздин, откинувшись, ждал ее ответа. Покуривал.
Румянец алыми пятнами пошел по щекам Силантьевны.
Так и не найдя, что сказать, старуха громоздко повернулась в кресле и стала приподыматься.
Бороздин слегка протянул руку, как бы удерживая:
— Да куда ты? Посиди, поговорим!
Она гневно потрясла головой:
— Да нет уж! Чего уж я у ответственного человека время отымать стану!.. Простите за беспокойство, товарищ председатель. Я-то думала: один телеграмму подает, другой подает... Ну, ин дело твое, ты у нас здесь хозяин!
Она поджала губы и пошла к двери.
Вдруг, уже взявшись за ручку двери, Силантьевна снова оборотилась к нему.
На широком рыхлом лице ее уже не было и следа рассерженности. Напротив, оно выражало сейчас добродушное смущение вдруг спохватившегося человека.
— Ой, да худая моя старая голова! — сказала Силантьевна.
Бороздин вновь показал ей на кресло. Старуха села.
Бороздин ждал.
— Забыла, родной мой, про дело-то забыла спросить у тебя...
— Слушаю, Василиса Силантьевна.
— Максим Петрович!.. От других переселенцев слыхала, не обессудь, если что и не так... Будто, говорят, исполком делянки лесные отводит со строевым лесом, кто заявку сделает... Все равно, дескать, леса-то под воду уходят... Правда ли, нет, что билеты выдают лесные?