Субботний вечер чувствовался. На улицах стояла непривычная тишина, не видно было ни грузовиков, ни прочей грохочущей на гусеницах и на колесах техники.
Пухлые пески спокойно остывали. Солнце закатывалось. Начиналось гуляние. Вот, ведомые гармонью, шли стенкою посреди улицы и чуточку отстав от гармониста староскольские девушки. Все были с перманентом и в одинаковых коротких, зеленого цвета, лоснящихся, словно спина майского жука, платьях. У всех почему-то одна рука была опущена, а другая напряженно вцепилась в ледериновую новую сумочку.
Пропуская их, он невольно вслушался в то, что они пели, и как-то сразу потеплело на сердце. «Выхожу один я на дорогу. Сквозь туман кремнистый путь блестит...» — пели девушки. Вот и привычный поворот за угол... Перед ним неторопливо и важно шел голопузый мальчуган лет пяти-шести, с косой лямкой через плечо, державшей штаны. Слегка оттопыренные уши надежно поддерживали на голове отцовскую кепку. Он тоже что-то тянул, пел.
«Ишь ты! — подумал Бороздин. — И этот загулял! А ну, интересно, что он тянет?»
Мальчуган уныло и протяжно пел все одни и те же слова:
Ох, как бы дожить бы
До свадьбы-женитьбы!..
— Ах ты, негодный!.. — рассмеявшись и уже вовсе повеселев, прошептал Бороздин. Он догнал мальчика, наклонился к нему и, ласково потрепав его по спине, сказал: — Доживешь, доживешь, брат, не горюй!.. Тебе, да не дожить!..
Светлана проснулась. На щеке отпечаталось кружево. Она потянулась, открыла глаза. Солнцу уже тесно было в комнате. Сквозь желтые, как подсолнух, оконные занавески — любимый Светланин цвет — оно затопляло всю их светелку светом яростно жарким. Даже в пасмурные дни от этих занавесок было как в солнечный день.
Наташка еще спит. «Воскресенье! — потягиваясь сладко, вспомнила Светлана. — В школу не идти... могу еще поспать, мирово!» И вдруг глаза ее широко, радостно раскрылись. Она откинула легкое одеяло и села в постели. Потом вцепилась в свои худенькие смуглые плечи. «Да неужели это правда? Совсем, совсем окончила? И золотая медаль!..»
На мгновение нахмурилась: «А ведь с чего-то я вчера рассердилась на папку? Да, пришлось семейный праздник в ее честь отложить, перенести на сегодня. Ну, и лучше: отец обещался весь день быть дома, даже на рыбалку с Рощиным не поедет!»
— Наташка, вставай, соня ты несчастная! — весело сказала она, подбежала к постели сестренки и принялась тормошить ее. Та, не в силах проснуться, лишь страдальчески взметывала на нее глаза, затем снова закрывала их и, причмокивая губами, еще крепче засыпала.