Деду было хорошо в такие вечера, и он, сам того боясь, часто ждал мальчика. А если тот долго не приплывал, дед расстраивался, нервничал и ругал зачем-то себя.
Они сидели у костра на хвойном сухом песке. Воздух был свежий, ночной и чуть сыроватый, как и везде, если рядом вода. Но мальчику было тепло в залатанной дедовой тельняшке, старой, но теплой и мягкой. Он натянул ее на колени, а босые ступни зарыл в горячий от огня песок. Мальчик пил чай с дикой смородиной, слушал деда и совсем не смотрел на огоньки того берега, про который забыл и не хотел вспоминать. Он никак не мог представить в этот вечер, что на даче, возможно, они проводят последнее лето. И больше не будет этого маленького костерка, озера, которое тяжело ворочается и дышит, словно засыпая на ночь, а у него больше не заслезятся глаза от горького дыма, который, цепляясь за мокрый песок, долго не исчезает. И деда, этого старого чуткого деда, сидящего напротив. Голова у него в полутьме совсем белая, а отблески огня выкрасили робу в розовый цвет, и сам старик как-то нежно светится, рассказывая ему про маралов с огромными рогами и трубным ревом весной, про заброшенные зимовья и солонцы, про ягоду моховку и про быстрые ключи с еще более быстрыми рыбами, и название у которых странное, гортанно-певучее — ха-ри-ус… Он рассказывает про далекое, про то, что так напоминает детство с такими же рассказами отца и те давние звездные вечера…
Мальчик встрепенулся. Со стороны озера едва слышно раздался тарахтящий, со стуком, звук мотора.
— Вот и все. Это, дед, за мной.
Они оба повернулись от костра и стали вглядываться в темную, холодную даль озера, будто могли увидеть лодку и своими взглядами остановить ее.
— Мы завтра уезжаем, дед. И они больше сюда не приедут никогда. Наверное. Но я приеду, дед. Я буду приезжать к тебе каждое лето, и мы опять разведем здесь костер. А ты мне что-нибудь расскажешь. Про море. Ведь ты же был моряком?.. — Мальчик вдруг умолк, и почти сразу же исчез звук мотора. Лодка, зашуршав дном, ткнулась в песок.
— Ну, беги… А тельняшку возьми на память, — дед грустно улыбнулся. — И зимой вспоминай меня.
Мальчик поднялся. Он было задумал побежать, но остановился. Под ногами был холодный росный песок. И кажется, впервые остро ощутил эту внезапную необходимость уйти. Уйти, чтобы завтра не быть здесь, и послезавтра, и еще через день. Быть вместе, быть, а потом наступает вот такая минута, и все. Мальчик подумал о зиме, о первом снеге, о промерзшем городском асфальте и автобусе, большом междугородном автобусе, на каком они приехали сюда. А на озере будет легкий морозный пар, когда выпадет первый снег, и лед вдоль берегов.