Ленинградский коверкот (Симачёв) - страница 47

«Мальчишка!..» — обругал радиста про себя Борис Клавдиевич и двинулся вдоль надстройки.

Боцман сидел на кормовом шпиле спиной к судну. На коленях у него была гармошка, на которой, как на плахе, покоилась его склоненная голова. Иногда он поднимал ее, некоторое время вглядывался в ночной океан, словно выискивая что-то, и вот — нашел — начинал терзать гармонь. Играл он плохо, и, может, от этого становилось особенно жутко. Борис Клавдиевич дернул плечом, как от нервного тика, и шагнул в коридор.

Боцман жил в двухместной каюте с помощником гарпунера. Тот не спал.

— Ну что, Дмитрий?.. — спросил Борис Клавдиевич.

— А ничего… Взял гармонику и теперь со звездою говорит, — задумчиво съерничал Митя, лежавший на нижней койке в одежде, с заломленными за голову руками.

— Вы уж тут присматривайте за ним, — зачем-то сказал Борис Клавдиевич.

Сашка Броцман дремал в радиорубке на диване, карауля вполуха эфир. Сашка был из обрусевших немцев с Алтая, минувшей зимой закончил мореходку и делал первый самостоятельный рейс.

— Ты что натворил?! — с шумом открыв дверь, трескуче начал Борис Клавдиевич. — Ты мог посоветоваться, а?! Зайти к капитану или ко мне? Через час рассвет, охота — а полкоманды не спали! За ночь же ничего не изменится, а он бы выспался… Ведь она ушла! Ушла, и все: ничего ж не поделаешь… Или ты думаешь — она завтра пришлет, мол, извините, я погорячилась… — съязвил Борис Клавдиевич.

— Этого я не думаю, — поправил одеяло на диване аккуратный Сашка. — Предупреждение срочно передавали: циклон идет, ну и радиограмму заодно…

— Циклон? — сразу забеспокоился Борис Клавдиевич. — А почему до сих пор в дрейфе?

— Внеочередной капчас проводили… Решили ждать рассвета, вроде стороной пока идет, а тут работа, зачем бежать-то от нее, — Сашка убавил громкость приемника.

— Тем более надо было повременить с радиограммой…

— Это нечестно, — прервал Сашка и сел в кресло, давая понять, что он здесь хозяин и ему нужно работать.

«Какие они все гонористо-несмышленые, эти молодые специалисты», — уязвленно и в то же время с какой-то сладостной болью непонимания спускался Борис Клавдиевич к себе в каюту выпить кофе перед вахтой.

С рассветом, который наступал запоздало из-за появившейся мороси и редких пока еще полос тумана, океан заперекатывался уже крупной зыбью, а настойчиво тяжелеющий ветер задул нарастающе ровно, без порывов, сдергивая с волнистых верхушек пенные лохмотья. Наблюдатели надели плащи с капюшонами и поминутно протирали бинокли. С марсовой бочки на мачте не доносилось ни звука. Стало ясно, что кашалоты, конечно же, почуяли непогоду и давным-давно ушли. К капитанскому часу — в восемь утра — ветер завернул еще сильнее и переходил в штормовой. Посовещавшись, решили удирать. Долго спорили при выборе курса: ветер все еще менял направление.