Полдничали при электрическом свете. Китобоец ритмично сотрясался, зарываясь носом в очередной вал. От духоты казалось, что судно движется в нескончаемо-рычащей темной утробе.
Васильев, полустоя-полусидя, наспех выпил кружку чая и вышел из кают-компании. Проходя мимо столовой, услышал музыку боцмана, теперь сопровождаемую еще и тяжкой песней. Наполовину поднялся по трапу, намереваясь идти в ходовую рубку, постоял подумал — и вернулся в столовую.
— Пойдем! — Он мягко высвободил гармонь из боцманских объятий и сунул ее буфетчику. Показал глазами: «Спрячь!»
Боцман сидел в капитанской каюте на диване и так же безучастно смотрел в одну точку, мурлыкая какую-то тягомотину себе под нос. Он даже не старался противиться качке, и его болтало, как ваньку-встаньку.
— Боцман Быков, чтобы я больше твоего нытья не слышал… Ты же мужик! — И, встряхнув его за плечи, выпроводил из каюты.
Потом Васильев вспомнил, что из-за неурочного капчаса не делал сегодня зарядку. Взял в шкафу гантели, расставил пошире ноги, но на одном месте невозможно было устоять. Тогда он сел на кровать и, сообразно болтанке, стал выполнять плечевые упражнения.
Жена у Васильева находилась на курорте в Алупке. У них не было детей, и последние годы она моталась по лечебницам и докторам. Размахивая гантелями, он как-то отстраненно подумал, что боцманское состояние он никогда не испытает. Наоборот, жена постоянно в страхе, что он уйдет к другой.
Ночью Сашка Броцман колдовал над гирокомпасом в навигационной шахте: от жары поднялась температура жидкости, и сработала сигнализация, когда в люк просунул свою пего-лохматую голову Гиляз.
— Сашка… — почему-то шепотом окликнул он. — Отправишь седни, а?.. — Выпученными от наклона глазами он смотрел сверху и протягивал писульку. Усы у него выжидающе шевелились.
— Попробуем.
Из команды Гиляз был, пожалуй, старше всех. Сашке нравилось, с какой непосредственностью он подавал радиограммы, передавая в каждой несколько приветов своим бесчисленным родственникам в Казани, делая трогательные ошибки в ласковых и нежных словах, обращенных к жене: «ПАЧЕМУ МОЛЧИШ ПИШИ СВОЕЙ ЖИЗНИ КАК УЧАЦА ДОЧЬКИ ЦЫЛУЮ = ГИЛЯЗ», — прочитал Сашка и положил бумажку в карман рубашки, где за день накопилось десятка полтора подобных листочков.
…Уперевшись ногой в основание передатчика, свободной рукой держась за край стола, Сашка сидел за ключом и тщетно, переходя с одной рабочей частоты на другую, выстукивал позывной центра: УКА… УКА… УКА… Тут тихо отодвинулась дверь, и заглянул сутки не спавший Васильев:
— Саша, — он виновато улыбнулся. — Радар скис…