Дэни был категорична, не пуская Вэл к Шейну.
— Не смей! Даже не думай! Пока не поговоришь с Раза — забудь! — жестко произнесла Дэни, складывая на груди руки.
Вэл впервые за долгое время, смотря в притягательно красивое лицо, вспомнила о том, что Дэни такой же зверь, как и все остальные. Может быть, более человечный, но от этого не становящийся человеком.
И нужно признать, Дэни вновь была права — было совершенно глупо пытаться искать встречи с Шейном, не разобравшись с Раза.
Это говорили все вокруг, и это говорило все разумное, что еще оставалось в Вэл. Стая есть стая, и стоило считаться с ее правилами.
Она злилась на ситуацию, стараясь заглушить тихую панику из-за обуреваемой ее ненависти. Получалось откровенно плохо.
Ненависть спряталась, утихнув на время, уступив место всепоглощающему страху.
Она боялась идти к Раза. Боялась его черных глаз и жестокой улыбки. Боялась возможной боли и того, что с его молчаливого согласия ее, как ненужную вещь, отдадут кому-либо другому.
А желающих поиметь ее найдется немало — в этом она была уверена.
Было невыносимо страшно думать об этом.
Вспоминая посоловевшие от похоти глаза Зена, Вэл ощущала, как в животе что-то туго скручивается в крепкие неразрывные узлы боли. Она шла к своему решению непростительно долго, понимая, что Кара говорит истину — затягивать разговор дальше не было никакой возможности.
Три недели — достаточное время для того, чтобы поутихли эмоции, верно?
Первая неделя пролетела в неразличимом тумане. Смерть Никса, чувство вины, страх, ликование от осознания того, что Шейн жив, — все смешалось в прозрачном бокале, наполненном алой жидкостью.
Наполненном не вином. Кровью.
Дэни не пустила Вэл на прощанье с телом мальчишки, объяснив это тем, что той пока не стоит показываться в городе. Поминальный костер горел ярко — это все, что узнала Вэл от скупой на слова Дэни.
Она скрыла слезы за дверью своей комнаты. Чувство вины заполнило ее до краев, колючими сухими ветвями прорвавшись сквозь кожу.
Образ Раза, прижимающего свой клинок к горлу Никса, стерся, исчезнув за путаными размышлениями забившегося в угол сознания.
Вэл вернулась в город не для того, чтобы обратить время вспять, — это было невозможно. И не для того, чтобы спасти свою шкуру от наемников гильдии, — было бы глупо думать, что наказание Раза будет менее изощренно, чем кровавая расправа разбойников.
Она хотела, чтобы невинный мальчишка, по собственной глупости привязавшийся к ней, выжил.
Боги рассудили иначе.
В смерти Никса Вэл винила только себя, раз за разом выстраивая в голове простые логические цепочки: Раза предложил ей покаяние, которого она не приняла, и, преклони она колени, — мальчишка остался бы жив.