Увидя Буряка, он улыбнулся и спросил:
— Кажется, Буряк?
Буряк осекся на полуслове, вскочил и с криком: «Коля, дорогой, какая встреча! Сколько лет, сколько зим!» — бросился к подошедшему на шею:
— Одну минутку! Я сейчас оденусь и пойдем.
— Не одевайся. Я собрался искупаться, а здесь, кажется, неплохо, — проговорил, оглядываясь, Коля.
— Ну давай, давай. Давно мы с тобой не видались. На чем плаваешь? Где бывал? Наверное, уже старшим? — забрасывал вопросами Буряк.
— Плаваю на «Бельбеке» вторым механиком. Были во многих местах. Пожалуй, около полутора лет не заходили в родной порт. Сейчас пришли из Калькутты. Хлеб возили индийцам. Голод там страшный.
Механик, не торопясь, раздевался. Мальчики были разочарованы. Они ожидали увидеть что-нибудь подобное «картинной галерее» Буряка: индийские пагоды, удавов, тигров. Но тело Николая, гладкое и загорелое, не имело ни одной татуировки.
Раздевшись, он с наслаждением вытянулся на песке и спросил:
— Ну, а ты как живешь? Где плаваешь?
Буряк покосился на мальчиков и неопределенно ответил:
— Хорошо живу. Плаваю на одной «коробке». Пойдем купаться.
— Погоди, прожарюсь немного. На какой «коробке»?
Буряк еще раз оглянулся на «Аяксов» и помахал в воздухе рукой.
— Вернее плавал, а теперь другим делом занимаюсь… Бобочку свою не продашь? — неожиданно переменил он тему.
— Да ты что, в уме? — неприязненно взглянул Николай на Буряка. — Так ты не ответил, чем же всё-таки занимаешься?
— Ну, поторговываю, — неохотно ответил Буряк.
— Чем же?
— Одно продам, другое куплю. На барахолке. Да что ты пристал, как следователь! — вдруг рассердился Буряк.
— Нечего сказать, выбрал себе занятие. Купец какой нашелся. Ты ведь, кажется, хотел штурманом стать?
— Мало ли чего хотел, да вот передумал. Когда меня из мореходки исключили, я и передумал. Живу неплохо. Так продашь бобочку?
— А это кто же тебя так изуродовал? — не отвечая на вопрос Буряка, спросил Николай, с любопытством оглядывая татуированное тело приятеля. — Ты теперь можешь в вожди индейцев баллотироваться. Вот дикость-то!
Буряк обиделся:
— Почему же дикость? В этом романтика моря… что-то от наших предков, славных морских…
— Именно от наших предков-дикарей, а моряки к тебе, я вижу, никакого отношения не имеют. Какой художник работал?
Буряк насупился и сконфуженно молчал.
Мальчики были смущены, пожалуй, не менее, чем сам Буряк, и старались не смотреть на него.
— Не скрывай, не скрывай. Может быть, и я себе что-нибудь надумаю сделать, — смеялся Николай.
— Старик один в Херсоне. Двести граммов водки — рисунок. А большие по четыреста граммов, — хмуро сказал Буряк… — Пошли купаться.