— Я больше люблю есть землянику, чем разводить ее, — засмеялся Александр Павлович, — положи-ка мне еще немного.
— Когда же мы будем вместе? Так и жизнь пройдет… — печально сказала Вера Сергеевна.
— Будем, Верочка. Будем, когда совсем состаримся. Вот тогда и земляникой займемся.
Солнце зашло, в комнате потемнело, и предметы, стоявшие в углах, приняли расплывчатые формы. Вера Сергеевна и Александр Павлович молча стояли у окна. Каждый думал о своем…
_____
Через три недели «Кама» возвращалась из Англии в Ленинград. Свирепый, ревущий северный ветер врывался с океана в Северное море — маленькое, но бурное, страшное своей крутой зыбью.
Пароход швыряло с борта на борт. Он нелепо накренялся, нырял в пустоту и снова натыкался на огромные черные стены, метался между ними, стараясь найти выход. Крен достигал 35°, и казалось, что пароход, положенный на борт, больше не встанет. Ветер и море в ярости рвали, терзали, заливали соленой водой маленькое судно. Шторм продолжался больше суток. Зловещие белые хребты плясали вокруг парохода. Низкие тучи закрывали всё небо и делали день похожим на вечер.
Александр Павлович не сходил с мостика уже 16 часов. Вахта сменяла вахту, а он, в мокром, стоящем колом дождевике, надетом на теплую куртку, бессменно находился у телеграфа. Глаза слезились, веки опухли от соленой воды и режущего ветра. Замерзли ноги. Но капитан внимательно следил за морем. Когда впереди поднималась водяная гора с белой шапкой гребня, Александр Павлович уменьшал ход. Так было легче идти. Капитану хотелось курить, но на ветру спички гасли, мокрые, закоченевшие пальцы плохо слушались.
Александр Павлович оторвался от крыла, зацепился за планширь и попытался добраться до рулевой рубки. Ветер поднял плащ, схватил и потащил обратно в крыло. Сапоги скользнули по мокрой палубе, и Александр Павлович оказался на старом месте. Наконец капитану удалось открыть дверь. Он с грохотом влетел в рубку и покатился к противоположной стенке, пытаясь схватиться за что-нибудь. Удалось задержаться у стола: он со злостью вцепился пальцами в полку с книгами.
У штурвала, широко расставив ноги, стоял рулевой. По палубе метались тяжелый транспортир, линейка и еще какие-то предметы, которые тщетно пытался поймать третий помощник. Он присел на корточки и выставил вперед руки, в любую минуту готовый схватить подкатившийся к нему предмет, но всякий раз, когда цель была уже близка, судно, поднявшись на очередной волне, сильно накренялось в противоположную сторону; третий помощник терял равновесие, а транспортир ускользал от его рук.