Несколько секунд Александр Павлович смотрел на эту возню, потом недовольно проговорил:
— Не могли укрепить всё заранее. Надо было…
Он не успел закончить свою мысль: судно снова повалило на борт. Капитана оторвало от стола, бросило к двери, и он едва успел ухватиться за ручку, чтобы не оказаться на мостике.
— Ну и ну. Гол в ворота противника, — попытался пошутить третий помощник, но голос его звучал глухо и невесело.
Александр Павлович не ответил. Он осторожно пробирался к дивану, стараясь выбрать подходящий момент.
Удар зыби, невероятный крен, и Александр Павлович, ругаясь, попал в объятия третьего помощника; оба покатились в угол. Рулевой бешено завращал колесо, пытаясь привести судно на курс.
С трудом капитан всё же достигает дивана. Он расклинивается в стенки спиной и ногами, достает измятую пачку папирос и, наконец, жадно закуривает.
На несколько минут в рубке наступает молчание. Слышны только вой ветра и удары зыби в борт. Александр Павлович устало закрыл глаза, и вдруг совершенно непроизвольно перед ним встал теплый летний вечер на даче, совсем явственно он ощутил запах сосен и увидел ровные земляничные грядки… Тишина.
И тут же он вспомнил бесчисленные штормы, пережитые им, страшное напряжение, бессонные ночи, когда мрак мешался с белой водяной пылью, страх за судно, людей и самого себя и тяжесть ответственности, возложенной на его капитанские плечи.
Вспомнил Александр Павлович матроса Титова, смытого волной в Бискайском заливе. Ничего нельзя было сделать для его спасения. Но никогда не забудет он глаз жены Титова, с молчаливым укором смотревших на него. Ведь он — капитан, он должен был спасти ее мужа!
О, у него было что вспомнить!
Невероятная усталость охватила его, и ему хотелось лишь одного — спокойствия.
Неожиданно Александр Павлович громко сказал:
— К чёрту! В последний рейс иду. Тридцать лет отдано морю. Хватит. Буду землянику разводить.
— Что будете разводить? — не понял третий помощник.
— Землянику. Садовую. Поняли?
— Понятно. Это, конечно, лучше, чем в таком аду находиться, — согласился помощник.
— Придем в Ленинград, подам рапорт начальнику пароходства. Попрошусь на береговую работу. Всё! Хватит!
Капитан крепко вжимает окурок в пепельницу, как бы ставя точку под принятым решением.
Он выползает на мостик и становится к телеграфу. Снова глаза наполняются солеными брызгами, ветер режет лицо, сапоги скользят по мокрой палубе. Но Александру Павловичу уже легче. Последний рейс! Приведет судно в Ленинград, и всё. Впереди уютная дача, сад, сосны и земляника. Недолго еще осталось.