С другой стороны, Андрейка нешуточно боялся алчности людской. Даже если сделки пройдут успешно, то его тут могут недурно пощипать. Двадцать пять рублей монетой — сумма крупная. А с теми деньгами, что наш герой получил от Агафона — почти тридцать два рубля выйдет. Для большинства поместных дворян это доход с поместья года за три. Разом прибрать такие богатства соблазнительно. А если они и сдержатся, то разбойный люд, прознав, без всякого сомнения, тем заинтересуется. Или купцы, которые нередко мало отличаются от разбойников. Взять того же дельца, что попытался лишние копейки стрясти с бедного отрока за старую лодку, пользуясь ситуацией. Мерзавец ведь. Но таковы правила игры…
Парень прошелся по комнате.
Присел на лежанку, поправив саблю. И внимательно посмотрел на священника, что все это время наблюдал за ним.
— Ты ведь понимаешь, отче, что для меня такая помощь смертельно опасна?
— Ежели по весне придут татары, а воины наши съедят своих коней или разбегутся, то это станет смертельно опасно для всех нас.
— Я подумаю. Отец делал свои ухоронки давно. Мал я еще совсем был. Вспомнить, где он их заложил — нет так — то просто. Да и целы они или испортились не ясно. Столько лет прошло.
— Так ты поможешь?
— Приезжай после сбора урожая. Привози с собой полсотни рублей. Если я смогу вспомнить и отыскать отцовы ухоронки, то продам их тебе. Ежели нет, то сам понимаешь.
— Там вдвое больше краски?
— Должно быть. Но это не точно. Я могу путать, ибо мал был. И там могла быть совсем другая краска. Или вообще не краска. Так что, — развел руками Андрейка.
— Прекрасно! — посвежел ликом Афанасий.
— Не говори гоп, пока бревно не перепрыгнешь.
— Сын мой, а отчего отец твой, царствие ему небесное, — перекрестился он, — таился и дурным представлялся?
— Так с дурака какой спрос? — усмехнулся Андрейка. — Отец по молодости глупый был. Пытался думать. Потом поумнел. Начал соображать. Да и жить ему так было сподручнее. Да и деда он опасался. Дурень — род позорит, вот он нос и вертел, недовольный, и сына сторонился.
— А ты ныне, отчего за отцом не следуешь?
— Пока батя жив был, слову его следовал. А ныне, чего уж? Своим умом хочу жить. А для того, чтобы дурнем быть — ум крепкий требуется. Я же пока мал слишком.
— Мудрено ты говоришь.
— Потому как глуп по малолетству, отче. Не обессудь. Мудрые люди, как мне сказывали, говорят так, что их каждый поймет. Так что мне еще мудрости набираться и набираться.
Афанасий не сдержался и усмехнулся. А потом произнес:
— Ты же не доверяешь мне. И все равно согласился. Почему? Сказал бы, что краски больше нет. Я бы этим удовлетворился и подождал бы до весны, когда ты ее принес бы на продажу.