«Что это я, как купец. Можно сказать, как буржуй», — выругал себя Федя и сказал:
— Хорошо, Любка, три буквы. Всего их было четыре.
Засияли Любкины глаза.
— Федя, а какие буквочки? Покажь скорее!
Федя полез в карман.
Пять пацанов приблизились вплотную, задышали часто.
Федя развернул газету: там лежали маленькие металлические пластинки с еле заметными буквами на узких гранях.
— На! — гордо сказал Федя. — Вот тебе «Ры», вот тебе «Кы» и вот тебе «О».
— Федь, а та какая осталась?
— «Пы».
— Лучше дай мне «Пы» вместе «О».
— Бери. Какая мне разница.
— Очень даже большая разница! — сказала Любка-балаболка, рассматривая на ладошке буквы. — Гляди: «Ры» — это революция, «Кы» — Красная Армия, а «Пы» — папа. Понимаешь?
— Чего понимать-то? — удивился Федя.
— Вот чудак! — Любка всплеснула руками. — Получается: мой папка сражается в Красной Армии за революцию! Вот если б ты еще «Сы» и «Мы» достал!
— Найди еще один штык, тогда достану, — сказал Федя и подумал с некоторой завистью: «Ну и выдумщица же ты, Любка! Прямо страсть».
— Федь, а чего теперь со штыком будешь делать? — спросил один пацан.
Федя покрутил штык в руках. Правда, что же теперь с ним делать, когда он стал Фединым?
— Придумал! — закричал вдруг Федя. — Пойдем в кузню к дяде Матвею, и он откует штыку острие, и он станет, как новенький!
— Ура-а! — завопили пацаны.
И шумная ватага помчалась между лопухов — только стриженые затылки, в основном белобрысые, мелькали среди разлапистых листьев.
А был ранний августовский вечер, солнца уже не было видно за крышами домов, но оно еще не спряталось, потому что река была розовой и кресты церквей горели малиновым светом.
Кто из окрестных ребят не знает кузню дяди Матвея! Конечно, много интересных мест есть в Заречье. То же лопушиное поле за огородами. Или полуразвалившийся старый дом в конце Задворного тупика — стоит он темный, заколоченный, молчаливый; так-то на него глядеть страшно, а ребята в этот дом залезают через окно, в котором потихоньку отодвигается ставня; пролезут и играют в прятки в пустых скрипучих комнатах с разоренными кафельными печками; правда, играют, пока солнце не зайдет, потому что вечерами в доме страшно — говорят, на чердаке живут три привидения, и, как только зайдет солнце, привидения начинают бродить по комнатам и охать или тихонько молитвы поют; Любка-балаболка божилась, что сама через щелку в ставне слышала, как привидения пели: «Богородица, благодатная, дева, радуйся, господь с тобой…» Есть еще за церковью Христа-спасителя огромный склад пустых ящиков и бочек — можно сказать, целое государство из ящиков и бочек, и, конечно, лучшего места для всевозможных игр не найти.