— Куда ж она делась, эта первая смена? — чужим голосом спрашивает Даг.
И тут же понимает, что он не хочет слышать ответ. Не хочет, не желает этого знать. Агата, тем не менее, отвечает, что реципиенты из первой смены много экспериментировали — и с галлюциногенами всякими, и с психомодуляторами, и с разными методиками религиозного трансцендирования.
— Ты про «Иисусову молитву» у исихастов читал?
— Что-то припоминаю…
— Посмотри ещё раз в тех же материалах: строгий тридцатидневный пост, полное одиночество, руминация — бесконечное, по тысяче раз повторение одной и той же молитвенной формулы… Соответствующие ритуалы… Здесь сложность в том, что видения в данном случае возникают необыкновенно яркие, но, насколько можно судить, это именно галлюцинации, а не версии реального будущего… Вроде как Игнатий Лойола — помнишь историю иезуитов? — после длительного поста и молитв узрел Богоматерь на ступенях храма…
— Так что с первой сменой? — спрашивает Даг.
— Существует всякая… военная… фармацевтика, — неохотно отвечает Агата. — Коромицин, например. Применяется в малых дозах для повышения двигательной активности бойцов спецподразделений. Видел, наверное, в боевиках, в кино, с какой скоростью они движутся? Недалеко от реальности… А ведь дозу можно и увеличить. Причём там помимо коромицина есть ещё пентапсил, есть бета-бептан, есть некий пранизолон, резко обостряющий восприятие…
— И что тогда?
— Тогда… В большинстве случаев мозг элементарно сгорает. Ну как если бы на обычную лампочку накаливания подали не двести двадцать, а четыреста вольт. Пшик — и лопается проводок… Но перед этим следует яркая вспышка… Чага именно таким образом увидел приближение пандемии. Первый трансцензус — без фармацевтики — у него был не слишком понятный: человек в белом халате, лицо скрыто маской — как это можно интерпретировать?.. А после инъекции пранизолона… Ну, ты ведь смотрел мои иллюстрации…
Даг вспоминает листы с кошмарами графики: ребристый металлический купол, прорези тусклых окон, бесконечные ряды коек, где, неестественно выворачивая конечности, корчатся люди.
— Ты здорово рисуешь, — говорит он.
— Лучше бы я продавала на рынке морковку, — отвечает Агата. — Как раз по рисункам, я их сдуру выложила в интернет, меня и нашли…
Она останавливается и часто-часто моргает. Даг боится, что из глаз её сейчас хлынут слезы. Он не понимает, что ему в этом случае делать. Однако Агата порывисто, колыша грудью, заглатывает холодный воздух и говорит, что если она и выжила, единственная из первого поколения, то благодаря тому, что обрела редкую специализацию — может по рассказу перевести трансцензус в зрительный образ, практически совпадающий с тем, что видит визионер.