Сегодня пятница, короткий день, когда детей отпускают пораньше, чтобы они дома подготовились к шабату. Рав Шули, зная, что ему удастся впрячь Гавриэля в работу только после выходных, совершает приготовления к шабату, каменея от напряженного ожидания.
Мири — а она почти отчаялась ему помочь и умоляла, чтобы он посоветовался со своим раввином, — теперь уговаривает его сходить на прием к их соседу-психиатру.
— Так унывать на глазах у детей, когда с небес вот-вот спустится Малах Шабат, неуместно, — говорит Мири, упоминая имя шабатнего ангела, прилетающего в каждый еврейский дом. — И неуместно, нелепо так изводиться из-за кадиша по отцу, который уже двадцать лет в могиле.
Шули внимает ее словам, усердно пытаясь изобразить на лице глубокое внимание.
— Ты меня слушаешь? — говорит Мири. — Ты не расслабляешься даже на шабат, когда и мертвецам дают передышку от адских мук. Я опасаюсь за твое здоровье.
Она притрагивается к своему виску, указывая, где засела проблема, и велит ему постучаться к соседу и, самое малое, попросить таблетки.
— Шули, у тебя депрессия. Самая настоящая. Мне кажется, какая-то запоздалая травма из-за твоего отца догнала тебя с отсрочкой на двадцать лет.
— Печаль, — говорит Шули, — так долго не прячется.
— Еще как прячется. Будь у нас дома интернет, я бы тебе показала.
— Умоляю, не будем сейчас об этом спорить, — говорит он.
— Тогда забудь компьютер и поверь жене! Это ученик тебя накрутил. Может, оно и к лучшему. Ведь теперь ты можешь взглянуть на эти переживаний трезво и отпустить их. Да, Гавриэль столкнул тебя в пропасть, но я слишком долго наблюдала, как ты стоял, пошатываясь, на ее краю.
— Я не сумасшедший, — кричит Шули. — И я не пошатываюсь на краю пропасти и никуда не падаю, и депрессии у меня нет.
— Супер-пупер! Тогда докажи. Спи, когда пора спать, и гляди веселей, когда просыпаешься.
— Буду спать и буду глядеть веселей.
— А не будешь — на это существует доктор. Запишись на прием и начни пить таблетки. Решай сам, но тебе так или иначе нужен покой. Либо глотай его, запивая водой, либо найди его у себя в сердце.
Шули выбирает второе. Пока длятся выходные, пытается укрепить дух, воображая себя рядом с Хеми: идут вдвоем по улице в Иерусалиме, болтают, держатся за руки. Всякий раз, когда Мири на него оглядывается, он растягивает лицо в чересчур широкой, вымученной улыбке.
В понедельник Шули поджидает Гавриэля сразу за дверью школы. Едва мальчик входит, Шули подбегает к нему, приветливо треплет по плечу. По мальчик смотрит кисло. Вытаскивает на под рубашки кисточки своих цицит и говорит: