Я был вполне доволен Волосатиком. Уморительная рожица с выражением мировой скорби во взоре, не покидала его даже в самых смешных и нелепых обстоятельствах. Это был настоящий обезьяний комик, Чарли Чаплин, только несравненно темпераментнее знаменитого американского киноартиста. Волосатик умел злиться так, что от него только искры летели — например, когда я сажал его на обрубленную внизу лиану, и ему приходилось лезть до самого верха, чтобы потом спуститься на землю по стволу дерева. Подобно всем нам, Волосатик был не лишен определенных слабостей и недостатков, среди которых не последнее место занимала банальная лень.
— Послушай, Волосатик, ведь ты обезьяна, — говорил ему я, — а обезьяны всегда лазают по деревьям.
— Потому что они вынуждены! — отвечал Волосатик сердито (во всяком случае, так я его понимал). — А мне что делать на дереве? Листья и плоды мне ни к чему, я и так уже наелся кукурузной каши до того, что живот чуть не лопается!
— Именно поэтому тебе полезно немного поразмяться. Ты должен много двигаться, скакать, лазить… — настаивал я.
— А ты будешь сидеть и зубоскалить? Попробовал бы сам залезть по лиане за завтраком, так узнали бы, что это вовсе не так уж весело! Если говорить начистоту, то ты просто какой-то садист!.. Впрочем, — продолжал лукавый звереныш, нехотя приступая к утомительному подъему по раскачивающейся лиане, — и я тоже могу досадить тебе, если уж на то пошло!
После чего он взбирался на ветку над головой у меня и бросался какой-нибудь ерундой с удивительной меткостью.
Из сказанного вовсе не следует, что я пребывал в постоянной ссоре с Волосатиком. Можно поспорить иной раз, поругаться и оставаться, тем не менее, лучшими друзьями. Правда, Волосатик был еще мал и зелен, и его следовало держать немножко в строгости. Если он, например, не соображал сам, что свежие зеленые листья для его желудка намного полезнее, чем старые, из которых делалась местная бумага для записок, то приходилось, естественно, втолковывать ему этот щекотливый момент.
Кстати, я в жизни не видал более всеядного, чем Волосатик! Он разделял все наши трапезы, после чего еще охотно принимал разнообразные угощения у других. При этом я получил немало трогательных доказательств ответной привязанности со стороны Волосатика. При всем своем отвращении к воде, он отважно плыл ко мне, когда я купался. Больше всего Волосатик любил сидеть на моем плече. Это было не всегда приятно, особенно если он для верности цеплялся хвостом за твою шею, а воображаемый градусник в это время мог бы показывать тридцать пять — сорок градусов в тени.