Так что теперь уже Степке впору было твердить:
Не живешь, а ликуешь и бредишь…
Скептикам и циникам, усомнившимся в возможности возжелать девицу, толком никогда не виданную и неведомую, мы укажем на ростановскую La Princesse lointaine (в переводе Щепкиной-Куперник — принцессу Грёзу), да хотя бы и на Дульсинею Тобосскую. И, например, Папагено, совсем уж не склонный к романтической экзальтации и приверженный чисто земным радостям, полюбил ведь свою будущую женушку заочно, да и Тамино с его мгновенной влюбленностью в портрет не так уж далеко ушел.
К тому же проворство воображения уже сделало свое дело и заполнило смутный и безликий контур Любы Пантелеевой красотой и сексапильностью, второпях воспользовавшись ослепительным обликом первой Степкиной любви.
Нет, вы не ослышались. Степка и вправду еще в первом классе испытал это хваленое чувство, которое описывали Шекспир, Тургенев и Фраерман и воспевали, объявив белый танец, ритмист и солист ансамбля «Альтаир»:
Зачем ходить-бродить вдоль берегов,
Ночей не спать, сидеть в дыму табачном?
На то она и первая любовь
(тут Степка на басу — бу-бу-бум!),
Чтоб быть ей не особенно удачной.
А девушка давно ушла с другим.
Забыть ее сумеешь ты едва ли.
На то она и первая любовь,
Чтобы мы ее всю жизнь не забывали.
Товарищ мой, не сетуй, не горюй!
Любить — так чтобы от конца до края!
На то она и первая любовь,
Чтоб стала настоящая другая!
Потом шел патетический проигрыш, и повторялся первый куплет.
Я понимаю, во все это вам трудно поверить, особенно если вы женщина, да и мужчины не все такое в детстве испытали, а кто и испытал, так полностью позабыл серьезность и трагичность этих мальчуковых переживаний, которые были не многим слаще, чем у юного Вертера, и не стоит их называть гадким словом «пиздострадания».
Вроде бы в Степкином случае огонь любви первоначальной должен был быть, учитывая его возраст, стерильно невинным и возвышенным, но тот факт, что первым воплощением Вечной Женственности явилась ему знаменитая французская киноактриса Милен Демонжо, которую вы, конечно, уже не помните, заставляет усомниться в совершенной безгрешности его мечтаний. Подружка Фандора и предмет вожделений Фантомаса, а главное — миледи Винтер во франко-итальянских «Трех мушкетерах» была вопиюще, несравненно эротична, даже кавказская пленница в синих колготках не способна была так тревожить и томить ненабалованную мужскую часть советской киноаудитории.
Признаюсь, что и меня эта миледи тоже в свое время сильно взбудоражила, хотя сейчас вот специально нашел на каком-то сайте тех «Мушкетеров», посмотрел полсерии и понял, что кареглазая Констанс в своем капюшоне мне гораздо симпатичней.