Первоклассник Степка не считал свою любовь безнадежной. Через десять лет ему будет 18, можно будет жениться, а его избраннице к тому времени исполнится приблизительно тридцать, ну, там, тридцать пять, это совершенные пустяки, вон маме даже больше, а она какая молодая и красивая!
Проблемы гражданства и железного занавеса юного Бочажка волновали еще меньше. Можно было ведь стать дипломатом, или журналистом-международником, или капитаном дальнего плавания, или чемпионом в каком-нибудь виде спорта, или разведчиком, как в «Мертвом сезоне», или она сама приедет на гастроли, а может, просто так — полюбоваться Кремлем и Мавзолеем, возможностей полным-полно, ждать только уж очень долго.
И Степка решил не терять даром времени долгой разлуки и выучить французский язык.
С каким долгожданным торжеством взглянула на мужа и дочку Травиата Захаровна, когда сынок высказал это неожиданное желание! Вот какой удивительный мальчик у нее. А вы говорите — балбес! Сами вы балбесы!
Жаль только, что в школе, где она работала и учились ее дети, преподавателя французского не было, только англичанка и немка. Но вообще надо поспрашивать, может, найдется какая-нибудь офицерская жена, которая в институте французский изучала, пусть бы давала Степушке уроки в индивидуальном порядке, мы бы какую-нибудь денежку ей платили.
Но Василий Иванович отнесся к этой затее с насмешливым неодобрением.
— Постой-ка, брат мусью! — обратился он под хихиканье Анечки к насупленному сыну. — Пардон, конечно, но ты давай-ка сначала русский выучи. А то вон откуда эта строчка, даже и не понял. И по чистописанию двойку исправь, в конце концов!
А сестрица подтявкнула:
— Французик из Бордо!
— На себя оборотись! — не очень удачно защитила сына расстроенная мама, и Степке пришлось пока ограничиться крылатыми французскими словами и выражениями, помещенными вместе с афоризмами на других языках в конце словаря иностранных слов.
«C’est la vie! — вздыхал маленький галломан и упрямо твердил: — Сherchez la femme!»
Но — le temps guérit les blessures, и с течением времени и Степкины раны зарубцевались, и постепенно тоска по прекрасной француженке потеряла остроту, образ ее заволакивался иными впечатлениями быстротекущей жизни и затмевался новыми увлечениями, например Изумрудным городом, обитателей коего Степка лепил из пластилина и горевал, что Железный дровосек, в отличие от Страшилы, совсем не похож, хотя и облеплен блестящей фольгой от конфет, потому что ноги у него толстые и короткие — иначе они гнулись и ломались, а использовать в качестве арматуры проволоку или спички ума не хватило.