— Будем сниматься здесь? — изумилась я.
— Нет, моя девочка, не всё же тебе переживать неприятности. Команда пока подготовит площадку, а мы не будем ждать на месте, потратим время эффективно. Тут натуральный антропологический рай, для историка в том числе!
Она элегантно переложила сумочку в другую руку и сделала приглашающий жест.
Стеклянные двери этнографического музея пропустили нас в просторный белый холл с красным пятном-картой на стене перед входом с меловыми указателями. Здесь всё было настолько гармонично осовременено, что даже желтоватые скелеты людей и образы животных в стеклянных шкафчиках смотрелись вполне уместно рядом с компьютерными терминалами футуристической формы.
— Мы так мало знаем о себе, о человечестве. Нам сюда, прошу, — мадам Беттарид указала направо.
Ни Пьер, ни один из мордоворотов Катрин за нами не пошли, они остались у входа. С мыслью о том, что это всё-таки неплохой шанс сбежать, я направилась в служебную часть вслед за Катрин. Коридоры со множеством дверей, деловитые сотрудники, учёные лица, белые халаты, дополнительные выходы, служебные лестницы.
Внутри меня шла борьба порядочности и инстинкта самосохранения. Папа всегда говорил о внутреннем достоинстве. В том, чтобы бежать и всю жизнь прятаться, его не было. Не было и благородства в том, чтобы обмануть Лембита. Я дала ему слово сотрудничать, а я не Финн и не вся эта братия, погрязшая во лжи. И я однажды уже приняла решение вывести грабителей артефактов на чистую воду. Поэтому рискну, я хочу правосудия.
Мадам Беттарид толкнула с таинственной улыбкой дверь, обозначенную табличкой: «Laboratoire».
— Я бы отдала всё на свете, чтобы оказаться здесь в твоём возрасте, — шепнула мадам Беттарид, потянувшись по обыкновению пальцами к моему запястью.
Но я успела как бы невзначай отвести руку. Хватит! Та будто не заметила. С улыбкой первой леди она направилась к оторвавшейся от компьютера розовощёкой женщине лет сорока. Взлохмаченное каре неопределенного цвета, на переносице очки, как печать докторской степени. Из-под белого халата торчали мятые бесформенные брюки. До удобства тапочек растоптанные мокасины из красной замши и слегка присборенные зеленоватые носки вопиюще заявляли, что внешность не главное. Я улыбнулась и перевела взгляд на шкафы, медицинское оборудование за стеклянной перегородкой; стеллажи, цветные графики на стенах и тонкие пластины мониторов на рабочих столах.
— Oh, bonjour, Catherine, mademoiselle! — радушно поприветствовала нас женщина-учёный.
Подражательницу Эйнштейну звали мадемуазель Николь Дефи, и она была заведующей отделения исследований. Моего французского хватило лишь на взаимные экивоки, но мадам Беттарид снизошла до роли переводчика.