– Все в порядке? – обеспокоенно спрашиваю я, протягивая ей руку, но Харпер едва заметно отстраняется. Я опускаю руку на бедро и делаю глубокий вдох. По какой-то причине она держит дистанцию, и она вряд ли скажет мне, если я надавлю на нее по этому поводу.
– Спасибо, что подвез меня.
Я забираю у нее шлем, который она протягивает мне, и вешаю его на руль.
– Всегда пожалуйста, – отвечаю я. – Тебе нужно идти, – я смотрю на небо, с которого после ливня теперь опускаются бесконечные нити.
Харпер кивает, но не двигается с места. Я вижу, как она мечется, и когда, наконец, все же делает шаг и целует меня, это похоже на победу. Не то чтобы я знал, в какую игру мы играем или какие у нее правила. Мне плевать. Все, что имеет значение, – это поцелуй Харпер. Нежный. Страстный. Такой, что я не могу отпустить ее и вместо этого запускаю руку в ее мокрые волосы. Я слегка надавливаю на ее шею и притягиваю к себе, углубляя поцелуй.
– Мне пора, – бормочет Харпер. Как и мне. В конце концов, вполне разумная идея лечь спать сегодня пораньше и дать нам обоим принудительный отдых исходила от меня. То, за что я мог бы сейчас влепить себе пощечину. С каких это пор я стал таким разумным? Тем не менее я киваю и запечатлеваю последний поцелуй на губах Харпер. Она отходит на несколько шагов назад, и мне требуется вся моя сила, чтобы оторвать от нее взгляд и запустить двигатель. Никто не должен выглядеть так чертовски идеально и тем самым просто похищать у меня сердце.
Я опаздываю уже на десять минут. Тем не менее я стою под дождем до тех пор, пока Эштон не свернет за угол. Только тогда я подбегаю к дому, поднимаюсь по ступенькам крыльца и с потоком капель воды вхожу внутрь.
Бен сидит на полу и играет сам с собой в Скрэббл. По крайней мере он делал это, пока я не появилась посреди его космоса. Некоторые фишки смещаются, когда он начинает раскачиваться. Его взгляд мечется между мной и игровой доской, а нечленораздельные звуки срываются с губ.
Я всегда жду несколько секунд, чтобы оставить положительные и отрицательные чувства за дверью. Как будто смахиваешь эмоциональную грязь с обуви, прежде чем войти в наш дом. Это то, что стало для меня ежедневным ритуалом. Но сегодня я забыла об этом. Мне жаль, но эта мысль не поможет Бену. Извинение не восстановит его нарушенное равновесие. Я должна надеяться, что он снова справится сам. Или быть рядом с ним, если он этого не сделает.
Телевизор работает. Но мама возится в задней части дома, в кладовке. Это значит, что она, возможно, не видела меня и Эштона, когда он высадил меня и поцеловал. Я не должна чувствовать чертово облегчение. Есть действительно нечто более важное. Мой взгляд падает на Бена, который, к счастью, снова увлекается настольной игрой, как будто меня вообще не существует. Букву за буквой выкладывает на игровую доску. При этом он составляет слова, которых я даже не знаю. Тем не менее я уверена, что он их не придумал. Бен похож на ходячую энциклопедию. Почти все, что он слышит, читает или видит, навсегда остается в его голове. Одна из причин, по которой бессмысленно играть с ним в Скрэббл.