Мамин рюкзак стоит рядом с дверью, напоминая мне, что я опоздала. Крошечная струйка, стекающая с моей одежды, падает на ее сумку. Я делаю шаг в сторону, снимаю обувь и оставляю ее рядом с обувной полкой, чтобы она высохла.
В новостях как раз говорится об отмене занятий в университете.
– Привет, дорогая. Вот ты где, – мама появляется в гостиной с корзиной чистого белья. – Господи, тебя что, настигла гроза?
Она не понимает, что диктор в телевизоре сейчас рассказывает об университете. Если бы она только слегка обернулась, то могла бы увидеть, что сегодняшний день я могла бы провести с ней и Беном. И что я попала в эту грозу только потому, что вместо этого была в Хелине. С Эштоном. Не сказав ей ни слова о нас или моих планах. По крайней мере, я должна была спросить ее, нужна ли ей помощь, прежде чем уехать на целый день. Я даже не хочу думать о том, когда мама в последний раз имела роскошь посвятить день только себе. А я получила уже целых два за последнее время. Я неподвижно стою в прихожей и надеюсь, что она знает об этом, и в то же время молюсь об обратном.
– Ты насквозь промокла, – мама ставит на корзину для белья журнальный столик и берет полотенце, которое лежит наверху. Она поворачивается спиной к телевизору и заворачивает меня в пушистую ароматную ткань. – Тебе холодно, – обеспокоенно говорит она и целует меня.
Диктор теперь сообщает о грозе, которая разразилась над Мизулой, и мое напряжение ускользает в глубоком вздохе, наполовину благодарном, наполовину разочарованном, потому что решение рассказать обо всем все еще оставалось за мной.
Я позволяю маме вытереть меня насухо. Так же, как она это делала, когда я была еще маленькой. Я не заслуживаю этого внимания. Это говорит мне пульсирующее чувство вины, которое эхом отзывается во всем теле. И все же я не могу рассказать ей о своем дне. Я боюсь разочаровать ее, а еще больше боюсь потерять Эштона и свою новую жизнь. Так что мама никогда не узнает, что я сегодня не была в университете и наслаждалась днем с парнем, пока она одна занималась Беном. Мама никогда не узнает, что я ездила с ним на мотоцикле, хотя она строго-настрого запретила мне приближаться к ним. Одно из немногих правил, которые когда-либо озвучивала мама. И она никогда не узнает, что мое эгоистичное сердце виновато в очередном опоздании. Я просто не могу ей рассказать.
– Я быстро налью тебе чего-нибудь горячего, прежде чем уйти.
– Не стоит, мам, – слабо возражаю я. Ее забота вызывает у меня слезы.
– Ты иди прими душ, а я пока приготовлю тебе чай с медом и молоком, – она смотрит на часы. – У меня есть еще несколько минут.