Он едва успел спрятаться за портьеру, как дверь отворилась и вошла Кристина.
Он старался не дышать. Ему хотелось видеть, что будет дальше. Какое-то чутье говорило ему, что сегодня ему удастся разгадать, если не всю, то хотя бы часть тайны.
Войдя в уборную, Кристина сняла маску, бросила ее на стол, вздохнула и закрыла лицо руками. Думала ли она о Рауле? Нет!
Он слышал, как она прошептала: «Бедный Эрик»! Он подумал, что ослышался. Если кто был достоин сожаления, то это именно он, Рауль, и было бы вполне естественно, если бы после всего, что произошло между ними, она сказала «бедный Рayль». Но она вздохнула, и снова до него донеслись её слова: «Бедный Эрик»! Что это был за Эрик, и почему она жалела его, когда несчастен был Рауль, молодой человек не мог понять.
Между тем Кристина начала писать и так спокойно и внимательно, что Рауль, все еще находившийся под впечатлением переживаемой им драмы, был неприятно поражен её хладнокровием. «Какое самообладание!» — подумал он. Она исписывала уже четвертый лист, как вдруг подняла голову, поспешно спрятала за корсаж написанное и стала прислушиваться. Рауль тоже… Откуда могли доноситься эти странные звуки? Из-за стен неслось какое-то отдаленное пение, как будто пели сами стены… Вот пение становится громче… Слова яснее… можно даже различить голос… такой мягкий, чарующий, но, тем не менее, это был, несомненно, мужской голос… Вот он приближается… пронизывает стену… вот он уже здесь… он в комнате, около Кристины! Кристина поднялась с места и так естественно, как будто она говорила с человеком, сказала:
— Я готова, Эрик. А вы немного опоздали.
Рауль не верил своим глазам.
Кристина оживилась. Добрая улыбка, одна из тех, какие бывают у выздоравливающих, появилась на её губах. Голос опять запел и Рауль опять должен быть сознаться, что он никогда в жизни не слышал такого дивного пения. В нем было все: мощь, красота, нежность и такая чистая небесная гармония звуков, что казалось, сами ангелы слетели на землю, чтобы одарить простых смертных таким божественным источником вдохновения. Раулю становилось понятно, каким образом Кристина могла так дивно петь в тот незабвенный вечер. Кто хоть раз услышит этого великого певца, на всю жизнь остается проникнутым его божественным вдохновением. Он пел самую известную и даже порядком поднадоевшую многим арию, но в его исполнении она казалась гимном грешной любви, полетом яркой, страстной фантазии. Этот небесный голос воспевал грех, он пел «ночь любви» из «Ромео и Джульетты».
Кристина, как и тогда на кладбище, простерла к нему руки.