Рауль, стараясь побороть охватившее его очарование, отнимавшее у него способность мыслить и действовать, решительно отдернул скрывавшую его занавеску и направился к Кристине. Она, как загипнотизированная, продолжала двигаться в конец уборной, к зеркалу, которое занимало часть стены, и не видела Рауля.
Наконец она подошла к зеркалу так близко, что обе Кристины — живая и отражение, слились в одно целое, и Рауль уже протянул руку, чтобы схватить обеих.
Как вдруг что-то блеснуло, отбросило его в сторону, ледяной ветер подул ему в лицо и две, четыре, двадцать Кристин закружились вокруг него так быстро, что он не успел схватить ни одной. Затем все исчезло, и он увидел в зеркале только свое собственное изображение. Кристина пропала. Он бросился к зеркалу. Стал ощупывать стены. Никого. А между тем откуда-то издали еще доносилось пение. Он вытер мокрый от холодного пота лоб и прибавил огня. Все, что с ним только что произошло, напоминало ему приключения странствующего принца, попавшего в заколдованный замок. Однако ведь он все это видел наяву, не во сне. Но куда же скрылась Кристина? И вернется ли она? Увы! Она сказала: «Все кончено». Измученный, разбитый он упал на тот самый стул, где только что сидела Кристина, и тоже закрыл лицо руками. Когда он их потом отнял, по щекам его катились крупные слезы. Это были слезы ревнивого ребенка, обычные, но глубоко искренние, слезы любовника, задающего себе тот же вопрос, какой задал себе и Рауль: «Но кто же он? Этот Эрик?»
На другой день после вышеописанных событий, виконт де Шаньи опять отправился к госпоже Валериус.
Его ожидала очаровательная картина. Около постели госпожи Валериус с шитьем в руках сидела Кристина. Её прелестное кроткое лицо преобразилось, на щеках снова играл нежный румянец, темные круги под глазами исчезли, это была опять прежняя, цветущая Кристина, и если бы не легкое облачко печали, скользившее по её прелестным чертам, нельзя было бы допустить мысли, что она героиня такой таинственной, непостижимой драмы.
Она, по-видимому, совершенно спокойно, встала ему на встречу и протянула руку. Но Рауль был так поражен её присутствием, что остановился, как вкопанный и не мог выговорить ни слова.
— В чем дело, господин де Шаньи? — воскликнула госпожа Валериус. — Вы не узнаете Кристину? Добрый гений сжалился над нами и она опять тут…
— Мама! — краснея, перебила ее молодая девушка: — Вы мне обещали никогда об этом не говорить. Вы же знаете, что никакого гения музыки не существует!
— Но дитя мое, ведь он же целых три месяца давал тебе уроки пения…