Вот каким образом я вам послала мое первое письмо. Я все еще ни о чем не догадывалась. Даже эта чисто земная ревность не вызвала в моей душе никаких подозрений. Я не принадлежала себе, он подчинил меня своей воле.
— Но, однако, — воскликнул Рауль, — вы все-таки, наконец, поняли в чем дело. Почему же вы тогда не могли избавиться от этого ужасного кошмара?
— Понять в чем дело!.. Рауль!.. Избавиться от кошмара!.. Но ведь этот ужасный кошмар только и начался с того самого дня, как я узнала в чем дело. Молчите! Молчите! Я вам еще ничего не сказала… Теперь мы должны спуститься на землю… Пожалейте меня, Рауль!
Помните тот ужасный вечер, когда после инцидента с Карлоттой сорвалась люстра. Моя первая мысль, когда я пришла в себя от грохота и стонов раненых, была о вас и о «голосе», так как в то время вы оба были мне одинаково дороги. Относительно вас я сейчас же успокоилась, так как увидела вас сидевшим в ложе вашего брата, что же касается «голоса», который хотел тоже быть в театре, то я так испугалась, что, совершенно позабыв об его бестелесности, готова была броситься в зрительный зал и искать его между убитым и ранеными. Вдруг у меня мелькнула мысль, что если он жив, то он теперь, наверное, в моей гримерке. Я бросилась туда. «Голоса» не было. Я закрыла дверь на ключ и стала молить его, если он еще существует, проявить себя хоть чем-нибудь. Ответа не было, но вдруг раздались дивные, знакомые звуки «Воскресение Лазаря». Эта была та же вдохновенная, неземная, как и тогда в Перро, когда и вы и я, как зачарованные, забыли обо всем окружающем. И «голос», присоединяясь к этому волшебному смычку, запел: «Иди и веруй в Меня, надеющиеся на Меня да не погибнут»! Я вам не могу описать впечатление, которое на меня произвел этот призыв к вечной жизни в тот самый момент, когда там, в зале, лежали убитые и раненые. Мне показалось, что я тоже должна была встать и следовать за ним. Я так и сделала. Между тем голос стал удаляться. «Иди и веруй в меня»! И я верила, и шла, шла… И странное дело, мне казалось, что по мере того, как я двигалась, моя комната становилась все длиннее… Вероятно, это был просто оптический обман, так как передо мной было зеркало. И вдруг, сама не понимая как, я очутилась за пределами комнаты!..
— Каким же образом? — прервал ее Рауль. — Вы все еще бредите, Кристина!
— К сожалению, нет. Я, действительно, каким-то чудом вышла из гримерки. Ведь вы же сами говорили, что я однажды вечером исчезла из своей комнаты на ваших глазах, как же вы это объясняете? Что касается меня, то единственное, что я заметила, это то, что сначала передо мной все время было зеркало, а затем оно вдруг бесследно исчезло, и когда я оглянулась, не было ни зеркала, ни комнаты, в которой я только что стояла. Я очутилась в темном коридоре и закричала от страха… Вокруг меня была непроницаемая тьма. Только вдали мерцал слабый, красноватый огонек. Я опять закричала, и мой голос резко нарушил гробовое молчание окружавших меня стен. Вдруг чья-то рука, вернее, чьи-то костлявые, холодные пальцы вцепились в мою руку, кто-то обнял меня за талию и поднял на воздух. Я всеми силами старалась вырваться из этих страшных объятий, кричала, цепляясь за стены, но мои пальцы скользили по мокрым плитам, всякое сопротивление было бесполезно. Мне казалось, что я вот-вот умру от ужаса. Вдруг я почувствовала, что меня куда-то понесли, и при свете того же красноватого огонька успела разглядеть, что меня держит на руках какой-то высокий, закутанный в черный плащ мужчина в маске. Я сделала последнее усилие, дикий крик ужаса готов был сорваться с моих губ, как вдруг та же отвратительная холодная рука закрыла мне рот, и в лицо мне пахнуло одуряющим трупным запахом. Я лишилась сознания.