Сын принес домой целый мешок угля, ладана, огарков свечей со святого престола. Он точно знает, какой огарочек «греческий», а какой — «патриарший». Любит окуривать квартиру ладаном. У него своя маленькая библиотечка духовной литературы. Он имеет свой каноник и свой молитвенник. Его по-прежнему впечатляет мученичество. Некоторое время назад наш батюшка находился на лечении совместно со священниками, вызволенными из чеченского плена, которых пытали: одному отрезали фаланги пальцев, другому вырезали ножом на лице кресты, их принуждали отречься от Христа, но они не отреклись, стали исповедниками.
Теперь мальчик бредит этим. В одном из сочинений написал, что истинное счастье —пострадать за Христа. Однако, чтобы потерпеть за Христа, нужно много Его возлюбить. А мы иногда не способны на это. Чтобы терпеть муки Христа ради, надо приучить себя сначала к малому: отказаться от некоторых ненужных удовольствий (не смотреть бокса по телевизору, например), научиться терпеть обиды, не стыдиться своих христианских принципов (ведь кому-то они кажутся дикими, отсталыми, ограничивающими «свободу личности») и не чувствовать себя «белой вороной», это тоже подвиг. Ведь верный в малом и во многом верен.
Сейчас сын строго соблюдает посты и противится тем взрослым, кто не понимает его настроя и пытается во время поста накормить его чем-нибудь скоромным. А взрослые не понимают ребенка, который может отказаться от бекона, торта или мороженого. Перед каждым постом он спрашивал меня, как ему поститься: строгим постом или послабленным (с молоком и яйцами). Я всегда отвечала, что это только его решение, ибо только он может решить, как ему поститься. Скажи я ему: ослабь пост, а окажется, что он был способен на более строгий. Скажи: строгий, а он не выдержит. Так что пост он должен избрать для себя сам, причем смысл поста — не только воздержание в еде.
Мы договариваемся не смотреть телевизора постами, стараемся поговорить о тех событиях в жизни Церкви, которые случались в тот или иной день, приходящийся на пост. Бывало и так, что, находясь в неверующей семье во время поста и глядя на обильную скоромную трапезу хозяев (мы или пили чай, или просили хозяев отварить нам картошечки), сын осторожненько просил: может быть, съесть ему кусочек мясца, так оно аппетитно пахнет... Я не запрещала ему, говоря: конечно же, если это принесет тебе радость и наслаждение, ешь. Ведь не пища приближает нас к Богу. Подумав, Илья отвергал мысли о скоромной трапезе. Дескать, ну, наемся я. А дальше? Только казниться буду, что нарушил пост, терпеть лучше, и на душе чище и спокойнее. А в последнее время стал говорить мне, что, конечно же, он любит и Рождество, и Пасху, и Успенье, и День Петра и Павла, но жаль, что посты кончаются очень скоро.