5 Злая боль берет меня в тиски,
Ни на миг мне не дает отсрочки.
Трудно!..
Совладать ли одиночке
С этим тяжким приступом тоски?!
Средь чужих, от родины далече
Я молчу, от горести чуть жив...
Кто же руки положил на плечи,
Душу мне участьем облегчив?..
С ласковым упреком шепчет кто-то:
— Разве ты — один?.. Кругом взгляни!
Хиросимы горькие сироты
Говорят:
— Нам боль твоя сродни!
Вот к тебе подходит огорченный,
Что-то торопясь тебе сказать,
Незнакомец... Он — из Барселоны.
На глазах его убили мать.
Темные к тебе склоняя лица —
Но участье озаряет их! —
Ласково глядят индонезийцы:
— Мы лишились матерей своих!
— Я — афганистанец. В вашем крае
Побывать пока что я не мог.
Но сегодня глаз не осушаю:
Мама — наших радостей исток!
— Дагестана я не знаю тоже.
Я — из Конго. Я лицом черна.
Но каков бы ни был цвет у кожи,
Мать как жизнь. Она для всех одна.
— Я — ирландец. Зелено все лето,
Как в стране у вас, у нас вокруг,
Но сегодня в черное одета
И моя Ирландия, мой друг!..
Человек из Штатов, с кем ты, споря,
Лишь вчера расстался, рассердясь,
Подошел сегодня:
— Ваше горе
Близко сердцу каждого из нас!
Пусть далёко друг от друга страны,
Но сегодня вас поймет любой.—
Рядом встал поэт из Пакистана:
— Не печалься, брат мой. Я — с тобой!
Разные по языку и вере,
Все мы — чьи-то дочери, сыны...
Всем понятна боль такой потери.
Отовсюду голоса слышны.
Сколько их — французы, итальянцы...
Все, однако, отступить должны:
Приближаются ко мне посланцы
Из России, из моей страны.
Женщины подходят пожилые,
Маму не видавшие мою,
И сегодня в их чертах впервые
Мамины черты я узнаю.
Точно всеми ты была любима,
Каждый горем искренне убит...
И сдается мне: вся Хиросима
О горянке-матери скорбит!
Ты, живя, мне придавала силы,
Мама!.. А теперь, уйдя навек,
Ты с людьми меня соединила
Узами, прочнейшими из всех.
В горе, в состраданье все мы — братья,
Нынче между нами нет чужих...
Братья!
Что вам всем могу сказать я?!
Берегите матерей живых!
Если же судьба вас разлучила
И ушла родная, не простясь,—
Поспешите к маме на могилу,
Поспешите так, как я сейчас!..
Прощай, Хиросима! Склоняюсь в почтенье
У всепретерпевших развалин твоих!
Твоих мертвецов не стираются тени,
Как боль не уходит из глаз у живых!
Прощай, о японочка! Ты с пьедестала
Вослед за журавликом рвешься в полет.
Здесь, в городе скорби, понятно мне стало:
Есть общий, единый язык у сирот.
И нынче — я чувствую это заране —
Страдания голос пойму я везде:
Детеныш ли вскрикнет подстреленной лани,
Птенцы ли без мамы заплачут в гнезде.
Ты это познанье мне в душу вдохнула,
Моя Хиросима!..