— Меня? Вы думаете, что и меня?
— Вы играли в этой пьесе, мистер ди Паскуале.
— Конечно, но… Вот как! — произнес ди Паскуале, серьезно посмотрел на Клинга и спросил: — Вы думаете?
— Это возможно. Вы не знаете, кто бы это мог быть?
— Кто это может быть? Вы говорите, их уже шестеро? Кто? Кого убили?
— Энтони Форрест. Вы сказали, что не помните его.
— Нет, не представляю, кто это…
— Рэндольф Норден…
— Да.
— Бланш Леттиджер…
— Бланш Леттиджер? Нет, не помню.
— Сальваторе Палумбо…
— А, да! Маленький итальянский эмигрант, отличный мужик. Он учил английский на вечерних курсах. Однажды после занятий он случайно зашел на репетицию. Мы искали актера на маленькую роль, не помню какую. И этот парень, который и трех слов не знал по-английски, согласился сыграть. А играл он роль англичанина, понимаете? Было чертовски смешно видеть, как он выходит и начинает говорить, как кокни, с таким итальянским акцентом, что закачаешься. Он был бахвал. И его убили? Жаль. Он был хороший парень. — Ди Паскуале вздохнул. — Кто еще?
— Эндрю Маллиген.
— Да, я читал. Прокурор. Я не представлял, что это тот, из пьесы.
— А вчера вечером Руди Ферстенмахер.
— Это пять, — сказал ди Паскуале.
— Нет, шесть, — сказал Клинг. — Норден, и Форрест, и Леттиджер, и маленький итальянец — это четыре. Еще Маллиген и Ферстенмахер. Итого шесть.
— Именно так, шесть. Вы правы.
— Вы можете немного рассказать о пьесе?
— Мы играли по системе круговой сцены, — объяснил ди Паскуале. — Мы были тогда желторотиками, вы ведь знаете все эти любительские штучки. Все, кроме маленького итальянца… Как его звали?
— Палумбо.
— Ну да. Ему, должно быть, было около тридцати пяти. Все остальные — просто ребятишки. Совсем неудачная была постановка. Но Хелен Стразерс, которая играла одну из проституток… Интересно, что с ней стало?
— Мы еще ищем. Может, она вышла замуж, вы не знаете? Или уехала из города?
— Я ее больше не видел. Может, иногда в коридорах, между лекциями — «привет, пока». Вот и все.
— Вы закончили Рэмси, мистер ди Паскуале?
— Да. А ведь когда заговорю, то и не подумаешь, а?
— Вы говорите очень правильно.
— Да ладно уж, нечего меня умасливать. Я ведь знаю, как я говорю. Что вы хотите, в кино полным-полно продавцов. Если бы я начал разговаривать, как интеллектуал, им было бы не по себе. Они хотят, чтобы и я разговаривал, как продавец кальсон. Вот я и говорю так. — Он пожал плечами. — Вы знаете, я ведь всего Чосера помню наизусть. Но этим киношникам начхать на Чосера. Попробуйте процитировать что-нибудь продюсеру — он вызовет «скорую», и на вас наденут смирительную рубашку. Да, я получил диплом, сдал экзамены в июне сорок второго.