Но они обе только маскировка.
Я щелкаю пальцами, когда до меня доходит смысл.
— Ты же хамелеон!
Рэйн бросает на меня оскорбленный взгляд.
— Ты думаешь, я притворяюсь?
— Нет. Ты просто приспосабливаешься. Ты меняешь свой внешний вид, соответствуя окружающей среде, чтобы выжить, как хамелеон.
Она закатывает глаза и смотрит на меня.
— А ты кто тогда?
— Я? — спрашиваю, показывая на себя бутылкой водки, которую держу в руке. — Я тот, кто хорошо разбирается в людях. — Я подмигиваю ей и делаю еще один глоток, морщась от того, как жидкость обжигает мое горло. — Наверное, это побочный эффект от смены домов каждые шесть-двенадцать месяцев.
Я ставлю бутылку на пол рядом с собой, но, когда снова поворачиваюсь к Рэйн то вижу, что она больше не смотрит на меня. Она смотрит на палку от корн-дога, которую держит в руках.
— Уэс? — спрашивает она, перебирая деревяшку пальцами.
— Да…
Она бросает палку в огонь. Пламя вспыхивает синим, вероятно, от всех этих гребаных химикатов и консервантов.
— Что случилось с твоей сестрой?
Бл*дь.
Я сглатываю и решаю сорвать пластырь.
— Она умерла от голода.
Вот. Я это сказал. Теперь двигаемся дальше.
Рэйн поворачивается ко мне, ее глаза округляются от шока.
— Что? — она качает головой, морща лоб от непонимания. — Но как?
— Пренебрежительное отношение. — Я пожимаю плечами. — Ей было всего восемь месяцев. Наша мать была наркоманкой и едва могла позаботиться о себе, а наши оба отца оказались вне игры. Я сам добирался до школы и искал еду в мусорных контейнерах позади «Бургер Паласа», но я ни разу не подумал о том, чтобы накормить свою сестру. Она ведь была совсем крошкой, понимаешь? Я даже не мог подумать, что она ест пищу.
— О Господи, Уэс…
Рэйн открывает рот, как будто хочет сказать что-то еще, но я перебиваю ее:
— Она постоянно плакала. Все гребаное время. При каждом удобном случае я убегал играть в лес или к друзьям, чтобы не слышать этого. А потом в один прекрасный день плач просто… прекратился.
Я помню облегчение, которое испытал, а затем ужас, когда обнаружил ее безжизненное тельце, лежащее лицом вверх в своей кроватке.
— Я позвонил в 911, и приехали копы, это был последний раз, когда я видел свою мать. Мой куратор сказал, что я смогу навестить ее в тюрьме, но…
Я качаю головой и смотрю на Рэйн, ожидая, что из ее приоткрытых губ вот-вот польются типичные сочувствия: «Мне очень жаль. Это просто ужасно. Бла, бл*дь, бла». Но она даже не смотрит на меня. Она снова смотрит в огонь, находясь за миллион миль отсюда.
— Моя мама тоже забеременела, когда мне было около девяти.