Мой желудок падает. Рэйн никогда не упоминала о том, что у нее есть младший брат или сестра, так что я почти уверен, что у этой истории нет счастливого конца.
— Я была так взволнована. Я любила играть со своими куклами, и скоро у меня должна была появиться настоящая живая кукла, с которой я могла бы играть каждый день.
— У нее случился выкидыш? — спрашиваю я, надеясь, что ответ будет положительным.
Она отрицательно качает головой.
— Мой папа становится очень злым, когда выпьет. Ко мне он никогда не прикасается, но иногда, когда сильно напьется, моя мама…
Вдруг Рэйн становится очень тихой. Как будто ее кто-то выключил. Она замолкает и перестает дышать. Она даже не моргает. Просто смотрит на этот проклятый огонь, и все краски уходят с ее лица.
— Рэйн…
Она закрывает свой рот и нос ладонями, и я знаю, что в любую минуту она начнет трястись и выдергивать волосы.
Вот черт!
— Эй. — Я кладу руку на ее обнаженное плечо, но она отшатывается от моего прикосновения. — Рэйн, расскажи мне, что происходит?
Она качает головой, по-моему, чересчур сильно.
— Ничего, — лжет она, заставляя себя встретиться со мной взглядом. — Я просто… мне очень жаль твою сестру. — Печаль в ее голосе такая искренняя, но, когда она зевает, это выглядит чертовски фальшиво. — Я так устала, наверное, пойду спать, хорошо? — Она выбегает из комнаты, даже не дождавшись моего ответа.
Какого хрена?
Я слышу, как дальше по коридору захлопывается дверь, но плача не слышно. По крайней мере, пока. Уверен, она слишком занята тем, что достает маленькую белую таблетку из маленького оранжевого пузырька.
Ну и наплевать. Я не собираюсь преследовать эту сумасшедшую задницу. Я планирую остаться прямо здесь, выпить всю эту бутылку водки, наслаждаясь огнем, и затем вырубиться на хрен.
Я делаю большой глоток ледяной жидкости, когда из коридора до меня доносятся звуки, похожие на музыку.
Ну и что с того? Может она решила послушать музыку перед сном?
Затем я узнаю песню — «Stressed Out» группы «Twenty One Pilots».
Twenty One, бл*дь, Pilots.
Она в его комнате, слушает его музыку, носит его одежду, как будто все еще принадлежит ему. Но это совсем не так, и ей чертовски давно уже пора это понять.
Подпитываемый тремя, четырьмя или шестью большими глотками водки и странным поведением Рэйн, которое, очевидно, заразительно, я встаю и шагаю по темному коридору, в котором она недавно исчезла, злясь, что мои босые ноги не издают ни единого звука на этом потертом ковре. Хочу, чтобы она слышала, как я иду. Хочу, чтобы мои шаги сотрясали стены всего этого гребаного дома.