Это дерьмо сейчас же прекратится.
Моим глазам требуется секунда, чтобы привыкнуть к темноте. Из коридора выходит три двери, но только одна из них закрыта. Я подхожу прямо к ней и сильно толкаю. Дверь распахивается, и музыка становится громче, затем я вижу, как там, сидя со скрещенными ногами в центре голого матраса, Рэйн раскачивается вперед-назад, глядя на светящийся MP3-плеер в руках.
— Вставай! — кричу я.
Она вздрагивает от неожиданности, ее голова поворачивается ко мне, но Рэйн продолжает сидеть.
— Я сказал, вставай на хрен! — Мой голос гремит в крошечной спальне Как-его-там чувака, но я даже не пытаюсь быть тише. Я даже не уверен, что прямо сейчас мне это по силам.
Я в бешенстве оттого, что вижу в ее потерянных глазах версию девятилетнего себя, и мне хочется выбить из нее это. Я в бешенстве от того, что ей что-то причиняет боль, а она не позволяет мне уничтожить это. Но больше всего меня бесит то, что я не встретил ее раньше, чтобы предотвратить то, что ее так убивает.
Рэйн резко поднимается и встает рядом с кроватью со светящимся плеером в руках и пристально смотрит на меня. Она не плачет и не убегает. И впервые с тех пор, как я ее встретил, она ждет следующего приказа, как послушный маленький солдат.
— Мне нужно, чтобы ты сейчас же кое-что вбила в свою хорошенькую головку. — Я делаю два шага в ее сторону и тычу пальцем ей прямо в лицо. — Все… бл*дь… уходят. Я не знаю, что происходит с твоей семьей, и, честно говоря, это не имеет значения. Потому что люди непостоянны. Все, кого ты любишь, все, кто причиняет тебе боль, — все они, бл*дь, так или иначе уйдут. Они могут умереть, их могут посадить за решётку или они могут просто избавиться от тебя, как только узнают, как ты облажался. В конечном итоге они все… оставят… тебя! — Я опускаю руку и делаю глубокий вдох через нос, пытаясь успокоиться.
Качая головой, я сокращаю расстояние между нами одним шагом и продолжаю чуть менее злобным тоном:
— Наша задача состоит в том, чтобы послать их к черту и выжить, несмотря ни на что. Вот и все, Рэйн. Это наша единственная работа. Мне потребовалось двадцать два года, чтобы это понять, и я хотел бы, чтобы у тебя было достаточно времени, чтобы разобраться во всем самой, но у тебя нет этих лет. У тебя только два гребаных дня. Так что возьми себя в руки, мать твою, потому что я не смогу выполнить свою задачу без тебя. — Эмоция, которую я не чувствовал с детства, душит меня, обрывая голос перед последним слогом моего признания.
Она качает головой, когда начинает играть новая песня.