— Что вы имеете в виду? — спокойно спросил Антошкин. Оказывается он умел держать удар. Ответил сразу, без паузы, вопросом на вопрос, выиграв таким образом время необходимое для подготовки к ответу.
— Ну, Павел Евгеньевич, полноте, мы же с вами коллеги и делаем одно дело. Зачем лукавить? Я же не подозреваю вас ни в чем, просто хочу разобраться. Вам бояться нечего, поверьте мне.
— А я и не боюсь. Хватит, отбоялся уже. Хорошо. Я отвечу прямо. Я действительно не заметил ничего такого, что говорило бы о том, что Урбонас не собирается возвращаться на турбазу. — Антошкин проговорил это медленно с расстановкой, как на диктофон.
— Ну хорошо и последний вопрос. Была ли у Урбонаса печатка треугольной формы? Если была, опишите ее.
— Урбонас постоянно носил ее на левой руке..
— Он был левша?
— Да. Так вот. Старинная серебряная печатка треугольной формы. Причем треугольник обращен вершиной вниз, как у массонов. В орнаменте из веревок, сплетенных в Кафинский узел — набор символов вольных каменщиков: угольник, циркуль, отвес и мастерок…
* * *
Я сидела в кафе напротив больницы и глядя как официант уже минут пять пытается ввинтить штопор в пробку бутылки с вином вместо того чтобы принести заказанный мной полчаса назад апельсиновый сок, пыталась структурировать полученную информацию.
Как не прискорбно, но приходилось сознаться самой себе, что моя, как выразился генерал «вкусная» версия с Урбонасом летит ко всем чертям. Из показаний Антошкина выходило, что Урбонас не при делах. Да он производил арест и допрашивал некую гражданку Федорову — вероятную любовницу Каменева, а затем был сослан начальником лагпункта в Мыюту, где по стечению обстоятельств отбывала срок некая гражданка Рассказова. Которую в свою очередь разыскивал по всей Германии Тетерников. Ну, а дальше-то что? Какая здесь связь с экспедицией на Алтай? А с пропавшими бумагами Тетерникова или тем более с архивом Каменева? Совершенно непонятно. Итак, начнем сначала.
— Ваш сок, — бесцеремонно отвлек меня от размышлений наконец вспомнивший обо мне официант и с грохотом поставил передо мной заказ.
— Спасибо, — ответила я и, отодвинув стакан в сторону, достала ручку и блокнот.
Минут пять я старательно выводила на бумаге фамилии фигурантов и географических названий. Соединяла их стрелками, обводила в кружочки и рамки, делала сноски и примечания, старательно изображая на бумаге их связи. Зачеркивала и снова рисовала. Когда на листке не осталось уже пустого места, я поумерила свой пыл и с удовлетворением стала рассматривать результат проделанной работы. Выходило, что в процессе, расследования, которое обрастало все новыми и новыми связями фигурантов и второстепенными деталями, мы все дальше уходили от главной цели. Детали головоломки, которые я старательно пыталась сложить в единое целое, упрямо рассыпались прямо на глазах. Кстати. А что конкретно мы ищем? Бумаги Тетерникова, исчезнувшие из его кабинета в 59-м году или архив Каменева пропавший в 1937-м? Почему мы изначально, априори так сказать, отождествляем эти два момента? Мы же не знаем, наверняка, а только предполагаем, что там было в этих бумагах. Хорошо, зайдем с другой стороны.