— А шрам у нее откуда? — упрямо повторила я.
— Да откуда угодно! С велосипеда упала в детстве или на катке! Иногда ты, Ростова, меня просто удивляешь!
— И все равно, — уперлась я, — нужно это проверить! То, что ее нет в списках подследственных Урбонаса, еще ни о чем не говорит. Просто у нас пока мало информации. Ведь если предположить, что следователь Урбонас и Маргарита Петровна пересекались, то… То это — стопроцентный, просто железобетонный мотив для убийства Урбонаса
— Пока, Ростова, у нас нет ни малейших фактов, подтверждающих вашу версию. Хотя, весьма и весьма вкусную, не спорю. Но и убийство Урбонаса, пока еще не факт, а только ваше, Ростова, предположение.
— Может стоит еще раз встретиться с Маргаритой Петровной? — задумчиво спросила я.
— Нет. Я считаю, что разговор с ней пока стоит отложить. По крайней мере до получения информации из Главного информационно — аналитического центра МВД. Возможно, там что-то и будет на нашу вдову. И, кроме того, для предметного разговора с ней, как я понимаю, вам необходимо точно убедиться в том, что Урбонас мертв. И не просто мертв, а убит. И знать точно, кем, когда и по какой причине. Кроме того, необходимо выяснить, куда делись фрагменты древнего щита? И где, наконец, этот пресловутый архив профессора Тетерникова? А теперь, идите и работайте.
Окрестности Юхнова, ночь с 13 на 14 апреля 1942
Через наглухо забранное кованой решеткой разбитое окно полуподвала почти до основания разрушенной церкви Тетерников хорошо видел пыльные сапоги немецких солдат, сновавших туда-сюда по истертым булыжным мостовым древнего русского города. Ловушка захлопнулась. Он, совершенно невредимый, но на пару с тяжелораненым лейтенантом Семеновым оказался заблокированным в прочно занятой немцами части города.
— Майор, — еле слышно прохрипел лейтенант, — покажи мне еще раз карточку твоей девушки.
Тетерников нехотя повернулся и, стараясь не шуметь, осторожно подполз по усыпанному битым кирпичом полу к лейтенанту. Расстегнул нагрудный карман гимнастерки и, достав заскорузлыми пальцами маленькую фотокарточку, протянул лейтенанту. Тот долго рассматривал изображение девушки, потом тяжело откинулся к кирпичной стене и еле слышно прошептал:
— Не ссы, майор, жива твоя зазноба.
— Что ты сказал? — Тетерников схватил Семенова за ворот гимнастерки и притянул к себе.
— Жива… — вновь прохрипел лейтенант и потерял сознание.
Лейтенант пришел в себя только через час и, уже буквально захлебываясь кровью, из последних сил рассказал Тетерникову, как ему удалось помочь девушке бежать из лагеря, инсценировав ее смерть. Как в апреле 41-го он отправил ее к своей матери в Брянскую область, снабдив надежной справкой об УДО — условно-досрочном освобождении по состоянию здоровья. Но с документами другой заключенной, скончавшейся от туберкулеза в больнице Мыюты. Ее звали тоже Мария. Но вот фамилия была другая — Рассказова. Мать потом написала лейтенанту, что девушка благополучно прибыла на место и, не вызвав никаких подозрений, отметилась в милиции и даже устроилась при содействии участкового сторожихой в местную школу. Но в начале войны немцы угнали Машу в Германию. После того как немцы погрузили ее в эшелон на станции Знобь, след Марии затерялся окончательно.