— Хорли? Уверен, вы не впервые ее видите…
— Нет, не в том дело… — Хорли пошатнулся, ухватившись за стол. Картина покачивалась на мольберте. — Гринстед, я не очень хорошо себя чувствую… О Боже…
Спотыкаясь, он направился в спальню и распахнул дверь как раз вовремя, чтобы его вырвало прямо в раковину. Он стал дышать громче, пронзительнее и с большим усилием. Было похоже на очень сильный приступ астмы.
Гринстед встал и посмотрел на часы. Было уже около часа ночи.
— Хорли? С вами все в порядке?
У Хорли перехватило дыхание.
— Не могу дышать, — выдавил он наконец.
— Давайте я вызову скорую. Вам, кажется, совсем нехорошо.
— Нет… после полуночи отсюда не позвонить — портье не работает… Боже…
Его опять тошнило.
— Идите в сторожку, — пробормотал он. — Позвоните кому-нибудь… Гринстед, мне страшно…
— Я постараюсь как можно скорее.
Гринстед нажал выключатель на лестничной площадке. Свет погас прежде, чем он спустился к подножию лестницы. Он встал в дверях и закурил. Дождь прекратился, но влага в воздухе собиралась в густой туман, в котором, казалось, растворялись здания; за темной крышей часовни воздух был насыщен мягким оранжевым свечением с улицы снаружи. Где-то вдалеке тихо затрещал механизм, и колокол часовни ударил один раз.
Гринстед докурил оставшуюся сигарету и вернулся наверх. Он задержал дыхание и заглянул в спальню. Хорли был мертв. Он захлопнул дверь и повернулся обратно.
Оглядевшись в поисках чего-нибудь, куда можно уместить картину, он заметил портфель Хорли, набитый книгами и бумагами, который лежал на боку под столом. Гринстед вытряхнул его содержимое на пол и обнаружил, что при небольшом усилии картина как раз войдёт туда; было бы жаль вырезать ее из рамы, которая очень хорошо подходила к ней.
Потом он взял карандаш со стола и начал перебирать связку ключей, пока не нашел тот самый, которым Хорли открывал садовую дверь, когда впускал их в колледж. Используя носовой платок, чтобы не оставлять отпечатков пальцев на остальной связке, он снял садовый ключ и положил в карман.
Он огляделся. Здесь не было никаких следов преступления, ведь, в конце концов, это никакое не преступление. Двое мужчин пришли выпить и посмотреть на бронзовую фигурку, которая, очевидно, лежала в коробке (Гринстед поднял опилки и бросил их на колени обезьяны), гость ушел, другой, сраженный неким пищевым отравлением, не имея возможности позвонить, умер в своей спальне.
Он вышел очень тихо, неся портфель. Не было никакой необходимости брать с собой обезьяну: в свое время она сама придет к нему. Миновав двор, он вошёл в сад и вышел. Снова запер за собой дверь и сквозь ледяной туман направился к своему отелю.