Обработав спину Читаря, я уложил его на кровать, натаскал воды из колодца, наполнил лохань – и вымылся с мылом, потом вымыл Читаря, потом велел девочке проделать то же самое самостоятельно. Глазеть на обнажённого ребёнка женского пола посчитал грехом, отвернулся.
Платье для неё сшил из простыни. Читарь имел в доме все элементы человеческого быта: и кухонную посуду, и кровать со свежим постельным бельём и подушкой. Так у нас заведено уже триста лет: иметь в доме кровать и посуду, даже если нет потребности в еде и ночном отдыхе.
Почти треть избы занимали шкафы с книгами: сотни книг, все старые либо очень старые, в том числе инкунабулы и рукописные, а кроме книг – множество картонных папок с рукописями: списки, сделанные Читарем с книг, давно не существующих, а также записи по памяти с книг, выученных наизусть.
За сотни лет Читарь обошёл все дальние храмы и монастыри, от Львова и Вильно до Иркутска и Нерчинска, все монастыри, все раскольничьи общины и скиты, и переписывал всё, что находил, а если переписать не позволяли – учил на память, а потом восстанавливал на бумаге. Так набралось три шкафа, пахнущих бумажной пылью, – драгоценные шкафы, наполненные особенным непостижимым знанием. Шкафы эти делал я, и предусмотрел даже железные углы по нижним краям, у пола, – чтоб мыши не прогрызли с зимней голодухи; они книги любят.
Несколько Библий, псалтири и молитвословы, “Лествица” в изданиях разных времён. На отдельной полке – книги конца прошлого века и начала нынешнего, труды Флоренского, отца Сергия Булгакова, Игнатия Брянчанинова, Иоанна Кронштадского, а рядом с ними – “Сказание о Дракуле воеводе” дьяка Фёдора Курицына, и “Вертоград многоцветный” Симеона Полоцкого, и “Молот ведьм” аж в двух вариантах, и “Тибетская книга мёртвых”, и “Роза мира”, и монографии, посвящённые религии Бонпо и религии Тэнгри, и монографии о сектах хлыстов, скопцов, молокан и духоборов, и роман Личутина “Раскол” в трёх томах, и “Житие протопопа Аввакума”, и словари латыни, старославянского, церковнославянского, греческого и иврита.
Конечно, Читарь скрывал ото всех своё место жительства. Теперь я понимал, почему. Одно дело – устроить сожжение столярной мастерской Антипки Ильина, пожертвовать топорами, стамесками, сверлильными машинами. И совсем другое дело – сжечь единственную в мире библиотеку истуканов, вместилище уникальных знаний.
– Надо уезжать, – сказал я. – Они найдут нас сегодня. Мы же не будем пускать красного петуха второй раз?
– Да, – сказал Читарь. – Поедем. И я знаю, куда.
Мы переоделись в чистое.