Ветхое полотенчико, брошенное на столь же ветхое одеяло. Колода игральных карт. Бытовая изнанка бедняцкого, неприкаянного существования.
Хозяйка положила на мою кровать стопку постельного белья и проинструктировала:
– Не пить, не курить, соблюдать тишину и порядок. За нарушение – выселяем сразу.
Молча кивнул.
Я не собирался тут жить – только зарегистрироваться. Пришло время мне распрощаться с городом Павлово.
Для вида я выложил свои вещи из сумки, пустую сумку затолкал под кровать, застелил постель, ненужные мне сигареты поместил в тумбочку, одну пачку распечатал, две сигареты вынул и сунул в карман: создал примитивную иллюзию пребывания. Когда-то я этот фокус подсмотрел в старом, советском ещё, фильме “Прохиндиада” – там главный герой, придя утром на работу в некое учреждение, вешал пиджак на спинку своего стула, и уходил на весь день по личным делам; коллеги видели пиджак и полагали, что человек где-то здесь, выбежал на минуту и сейчас вернётся.
Конечно, все эти приёмы не обманут умного человека – допустим, того же оперативника Застырова, – но я теперь увижусь с ним нескоро или вообще никогда.
Застыров далеко не юноша, он вот-вот начнёт стареть – а я не начну.
Потом он поседеет, выйдет на пенсию, сгорбится, потом умрёт, а я останусь таким же. Этот путь я проходил много раз. Истуканам лучше не заводить друзей и спутников жизни. Читарь вот – никогда их не имел. Вожжался только со своими, издолбленными.
Из общежития вышел с облегчением. Мне там не понравилось: слишком уныло и неуютно. Даже в камере изолятора было веселее: в тюрьме люди, хоть и самые бестолковые, так или иначе превращаются в трагических героев, в страстотерпцев, а в рабочей общаге они – фигуры временные, ото всего оторванные, живущие одним днём. На фабрике даже грузчикам неплохо платят, а в городе достаточно одиноких стариков, сдающих комнаты. Ютиться на койке в общежитии будет только тот, кто плывёт по течению, кто перестал управлять собственной судьбой.
И снова я сам себя одёрнул: “Гляди-ка, Антипка, вот ты уже судишь других, кидаешь приговоры свысока! Заглядываешь в чужие карманы! Крестишь дураками людей, которых в глаза не видел! Мало ли у кого какие причины жить в полутёмной ночлежке? Вор, грабитель, поджигатель, угонщик, лгун – а теперь вдобавок индюк, надутый гордыней! Откуда это в тебе? Или ты всегда таким был? Сам себя обманывал?”
В дурном настроении, опустив глаза, пешком вернулся в центр города, сел в “Каравеллу” и поехал к себе в Чёрные Столбы.
Уже не к себе, конечно.
Уже отлеплялся душой от города Павлово, от холмов, от сосновых и еловых чащ, от своей спрятанной, тишайшей деревни – сколько в ней прожил? Жил как человек, окна мыл два раза в год, имел стиральную машину, банковскую карточку.