Никогда бы я не уехал отсюда, если бы не обстоятельства.
Пожарище – уже не моё, да. Ничего моего тут нет, всё сожрал огонь, оставив стены, похожие на гнилые зубы, и забор, теперь выглядевший насмешкой, отличный крепкий забор; разобрать бы его да продать, но кому? Что я за него выручу?
У забора увидел фигуру в розовой куртке, с двумя пластиковыми жбанами в руках; напрягся сразу, занервничал, потом узнал, вышел из машины, улыбнулся:
– Здравствуй, Зинаида.
Она разрыдалась, подбежала, обняла, уткнулась в воротник; в таких случаях мужчина обычно не знает, что делать, стоит столбом или джентльменом, это примерно одно и то же.
– Мы уж все тебя похоронили, – сказала, прижимаясь.
“Кто – все?” – удивился я, но вслух сказал:
– Поторопились.
Сам цинично подумал, что Зинаида сейчас предложит пожить у неё, – я ж теперь погорелец, бездомный, бесхозный мужичок, – но не предложила, разжала объятия, молча отступила назад.
Нет, она была не из тех стареющих, на многое согласных девушек, что подбирают по канавам абы каких мужичков. Я увидел по глазам: порыв её – искренний, товарищеский, человеческий, если угодно – соседский, безо всякого расчёта.
– Вот, – сообщила она, – шла на родник за водой, и остановилась поплакать.
– Ты, – сказал я, – возьми себе, что хочешь.
Она усмехнулась; слёзы высохли. У взрослых женщин слёзы быстро высыхают.
– Да что ж тут брать? Одни угли.
– А вон, гляди, сковородники чугунные, таких сейчас не делают. Бери, не стесняйся.
– Спасибо, Антип, – ответила Зинаида. – Но я вроде не настолько нищая. У тебя страховка-то была?
Вопрос про страховку мне уже задавал Застыров, и теперь я вздрогнул, сообразил, что он наверняка опросил всех жителей, задавая насчёт меня самые каверзные вопросы, а Зину-из-магазина опросил особенно подробно, – она тут у нас самая, что называется, вменяемая.
– Нет, – ответил я. – Никогда даже в голову не приходило. Но ты за меня не волнуйся, я не голодранец. Пока поживу в общаге, потом буду ставить новый дом.
– Мы тебе поможем, – твёрдо пообещала Зинаида. – Всем селом поможем! Ты только от нас не уезжай. Ты ж тут один молодой мужик, ты не уезжай никуда, Антип. А кто тебя поджёг – тот сам изнутри сгорит, сдохнет в муках, тварь! Проклят будет, и вся семья его!
Зинаида показала пальцем в небо, призывая высшие силы в свидетели.
– Вполне возможно, – сказал я, и на том попрощались.
Зинаида, видимо, хотела ещё поговорить, но поняла, что мне не до неё, подхватила свои пластиковые баклаги и ушла в сторону оврага, оглядываясь.
А я направился в лес, туда, где мы с Читарем давеча прикопали нашу статую.