Она хмыкнула.
— А вы не очень любите чужие условия. Только свои, да? — её голос стал ещё холоднее. — Ужин подадут вам в вашу комнату. А пока я готова выслушать вас. Ведь вы приехали сюда уже второй раз за день для очень важного разговора. Что-то связанное с сутью нашего брака? И нашими договоренностями? Потому не будем терять время. Мы все устали за день. Я не так давно вернулась с винодельни. И мне хочется отправиться спать. Завтра я должна присутствовать на Совете Санктура по стипендиатам Фонда д’Амран.
Ренельд выждал паузу, внимательно разглядывая совершенно ничего не выражающее лицо Мариэтты. Неужели и правда обиделась? Ведь ей, кажется, должно быть всё равно.
— С вашим заклятием всё не так просто, — принялся он объяснять без предисловий. — Гаспар начал разбираться в формуле, но многие её части скрыты — а значит, расшифровать её почти невозможно. Но есть иная возможность для скорейшего избавления от него. Если завершить предусмотренный заклятием ритуал. Тогда спрятанные части формулы заклинания могут вскрыться — и Гаспару легче будет создать нейтрализующее заклятие.
«Ой, да в речи обвинителя на суде больше страсти, Рен! — возмутился Лабьет, приподняв голову с колен графини. — Вот честное слово, в кого ты такой отбитый?»
— Что прикажешь делать? — огрызнулся Ренельд. — Броситься на Мари с поцелуями?
«Нет. Тут можно и отхватить весьма агрессивных ласк. По голове».
— Другими словами, мне нужно лечь с вами в постель… — после задумчивого молчания проговорила графиня.
— Я просто излагаю вам ситуацию. И предлагаю решение.
Мариэтта вдруг встала и даже повернулась к лестнице, как будто собралась наверх.
— Поднимемся в спальню? — её слова показались каким-то обманом слуха.
«Не понял… — буркнул Лабьет, недоуменно глядя ей в спину. — Ты что-нибудь понимаешь, Рен?»
— Не совсем… — хмуро ответил тот. И обратился к Мариэтте: — Что, простите?
Та обернулась, растягивая губы в едкой улыбке.
— Поднимемся в спальню. Или предложите «раскрывать» заклятие и… всё остальное здесь? — она потянула конец пояска, развязывая его — и запАх накидки разошёлся в стороны. Ещё пару мгновений Ренельд пытался осознать это наваждение. Но на твёрдую землю его вернула следующая фраза графини: — Такую мою реакцию вы представляли себе, когда ехали сюда на ночь глядя? Да, ваша светлость?
Это даже какое-то облегчение: мир не сошёл с ума.
— Нет, — Ренельд встал, одёрнул фрак, этим простым движением окончательно возвращая себе ощущение реальности. — Как раз нет.
Он подошёл к графине, не собираясь оставлять между ними преград кресла, стола с вазой, наполненной цветами — и даже толщи этого напряжённого воздуха.