Лизетта заметила мужнину попытку к бегству и сузила глаза. Тот развел руками, мол, неприлично это — мешать кому бы то ни было в интимные моменты. Но эту бестию разве проймешь? Первая шагнула к двери спальни и Гастона за собой потянула. Пришлось отправиться следом, дабы остановить, коли вознамерится внутрь ворваться. С нее станется. Не постесняется и не постыдится.
Гастон ошибся. Минуту спустя вовсе не у Лизетты возникло желание ворваться внутрь…
— Хватит прохлаждаться. Лучше придумай, как теперь быть. Маменька еле-еле уговорила госпожу дать нам отсрочку на неделю, чтобы все дела в столице закончили.
— А что тут можно придумать? Надо выждать. Мою матушку не переубедить. Да она со мной и не разговаривает. Ни разу после приезда не навестила. А Гастона теперь бесполезно опаивать. Всё равно свадьбу с тобой сыграть не сможет. У него жена рогатая, от которой десять лет не избавиться.
Мир качнулся, в ушах громыхнуло.
— Стой, — шепнула Лизетта, но куда там…
Гастон открыл дверь с ноги и ворвался внутрь, аки разъяренный зверь, и распалился еще сильнее. Картина, представшая взору, не приснилась бы и в страшном сне. Любовники лежали на кровати, едва прикрытые простыней: светлость на боку, Сабина на животе. Золотистые волосы, которыми Гастон восхищался, струились по белой спине волнами. В глазах потемнело. Как же искусно лживая девчонка притворялась скромницей, даже целовать себя позволяла изредка, не то, что трогать. А тут…тут…
— Черти! Гастон, ты сдурел?!
Багровый от гнева герцог Себастьен Винзур хотел еще что-то проорать, но заметил за спиной «друга» Лизетту и охнул. Натянул на себя простынь, полностью обнажив Сабину. Та взвизгнула, попыталась прикрыться руками, но сообразив, что толку от этого никакого, скатилась на пол и спряталась за кроватью.
— Значит, это ты опаивал меня в ссылке, — констатировал Гастон яростно.
— И что с того? — светлость пожал плечами. — Ты ж сам хотел жениться.
— Как давно ЭТО продолжается?
Светлость молчал, Сабина — тем более. Только рыжая макушка торчала из-за перины.
— Встань, когда я с тобой разговариваю! — приказал Гастон теперь уже бывшему лучшему другу. Будто не тот — герцог, а он сам. Не помогла и ладонь Лизетты, которая поспешно легла на плечо и осторожно похлопывала в попытке охладить пыл.
Удивительно, но светлость повиновался. Встал, придерживая простынь. А, может, просто пожелал говорить на равных. Лежать голышом несолидно. Уж лучше стоять.
— Да ладно тебе, Гастон. Подумаешь, какая-то девка.
— Как давно? — повторил он вопрос.
— С год, наверное.
— То есть… то есть… — у Гастона перехватило дыхание.