Лизетта насторожилась.
— Какой настойки?
— Папка готовил. Это особенная настойка. Защищает от превращения в зомби. Только тсссс. Об этом нельзя говорить. Ее мамка с папкой никому не продавали. Она для нас только, — Ратмир поднялся и стряхнул прилипшую к штанам солому. — Пойду я, а то мамка хватится. Завтра опять наведаюсь. На тебя новую поглядеть. И ты мне про Алманию расскажешь.
— Хорошо, — пообещала Лизетта, с удовольствием отмечая, что день прошел не зря.
Быть может, она даже разузнала больше полезного, чем Гастон на «прогулке». Зато будет, что ему рассказать. Лизетта пока не подозревала, что муж сегодня не вернется. Что его, как и отца Ратмира, забрали туда, где люди навсегда считаются пропавшими…
Глава 19. Помощница лекаря
«Это безумие, Кара! Я не позволю стереть сыну память!»
«А что позволишь? Умереть?!»
Маленький Гастон подсматривал за родительской ссорой, прячась за креслом в компании лиса Елисея. Серебристый приятель нервничал, переминался с лапы на лапу. Он понимал в разговоре гораздо больше хозяина. А тот лишь вжимал голову в плечи, потому что никогда прежде не видел родителей, кричащими друг на друга. Мать была готова кинуться на отца с кулаками и молотить в грудь, пока не выбьется из сил. А он… он так сильно злился, что напоминал не человека, а грозного мага из сказок.
«Габриэль останется во дворце, — отчеканил отец, выставив указательный палец вперед. — Все эти предсказания — чушь! К тому же ты вовремя его увела. Ничего не случится, если никто не узнает о его поступке».
Мать рассмеялась. Злым смехом.
«Не будь наивным. Однажды всё раскроется. Но если Габриэль будет считаться мертвым, никто ни к чему его не принудит. А, значит, и не подвергнет смертельной опасности. Наш сын сможет прожить жизнь».
«Вдали от нас!»
«Ты — эгоист!»
«А ты — безумна!»
Неизвестно, чем бы кончилась эта ссора, если б не мальчик. Маленький Гастон не выдержал и расплакался. Громко, протяжно. Габриэль с Карой охнули и кинулись к сыну.
«Всё будет хорошо. Слышишь? Всё будет хорошо», — повторяла мать, крепко обнимая всхлипывающего мальчика.
Отец ничего не говорил. Просто стоял рядом и с горечью смотрел на жену и ребёнка…
— Поднимайся! Давай, женщина, шевелись!
Гастон открыл глаза и обнаружил над собой толстяка в серой форме. Он расталкивал арестантов, коих в камере набралось с пару дюжин — обоих полов и всех возрастов.
— Стройтесь в шеренгу. Сейчас будет сортировка.
Переодетый Гастон растерялся. Сортировка? Они что — фрукты или овощи, которые перебирают, чтобы решить, какие отправлять на столы господ, а какие для продажи бедноте? Нет. Они — люди. Живые люди. Вот только, кажется, кроме него это никого не волновало. Другие пленники с каменными лицами послушно выполнили указание, будто вопрос не будущего касался, а сущего пустяка. Пришлось и Гастону плестись по коридору, глядя на лысеющий затылок здоровенного детины. Такой бы запросто пяток охранников раскидал. Но нет, топает покорно на заклание.