Лизетта, привыкшая оставлять за собой погром за погромом, с яблонями обращалась бережно. Знала, если перейти эту черту, воспитательница не простит до гробовой доски. Но на этот раз девица обозлилась настолько, что была готова нарушить многолетнее соглашение. Ну и пусть Ви взбеленится! Поделом! Ей — Лизетте — теперь-то что терять?!
Увы, ничего не вышло. Застрявший в дереве топор не поддавался, вопреки всем усилиям. Девица тянула его, ругалась, скрежетала зубами. Бесполезно!
— Срубите же гадкое дерево! — взвыла она, но тут приключилась новая беда: рога исчезли, лишив Лизетту последнего средства самообороны.
— Ага! — обрадовался метаморфозе герцог, но Гастон встал на его пути:
— Не надо! Не калечь невесту! Вдруг ее опекун тоже того… оборотень!
— Плевать! С ним я потом разбираться буду… а сейчас… всё! Всё припомню!
Лизетта попятилась, не зная, что предпринять. И дернуло же отправиться с яблоней сражаться! Сидела бы до утра в укрытии, никто бы не отыскал. С восходом солнца обратилась бы в кого-нибудь зловредного. А, главное, сильного!
А теперь… теперь…
— Ваша светлость! Голубчик!
Во двор красного замка на коне въехал камердинер Арнольд. Явно нетрезвый. Ибо держался не за поводья, а за лошадиную шею. Да и голубчиком он подопечного называл исключительно в состоянии подпития. На трезвую голову не решался, так как не считал молодого герцога таковым. Какой же он голубчик?! Сущее исчадие ада!
— Не троньте леди-оборотня! Ваш батюшка того… распорядился!
— Чего? — светлость сначала побагровел со зла, а потом побелел с перепуга, аки фата. — Ты? Ты ему нажаловался, олух?
— Никак нет, ва-ваша све-све-светлость, — Арнольд спешился, то бишь, съехал с коня и пошатнулся, взмахнув руками. — Это родственники леди-коровы… В смысле, невесты вашей. А батюшка… герцог через кристалл со мной связался. Велел к свадьбе готовиться. Вот, я того… всё записал! До единого слова!
Светлость посмотрел в поисках поддержки на Гастона. А тот зажмурился, а потом открыл глаза в надежде, что всё приключившееся за последние сутки — дурной сон. Но нет, ни Лизетта, ни Арнольд с герцогским письмом никуда не делись.
— Может, ты прочитаешь? — заискивающе попросил Гастона камердинер.
Тот выругался, но послание взял. Куда деваться, письмо — свершившийся факт. Как и осведомленность герцога-отца о рогатой проблеме.
— Дорогой мой младший сын, Себастьен Винзур, — начал Гастон и нервно откашлялся. Коли батюшка обращается так к светлости, стало быть, зол, как тысяча чертей — болотных и лесных вместе взятых. — Я крайне разочарован известием об очередной твоей глупости. Глупости, которая побила все твои предыдущие рекорды. Придется пожинать плоды. В нашем доме побывал сам Его императорское величество — опекун девицы Бельтрами и потребовал, чтобы ты взял ее в жены, раз посмел опозорить. Если свадьба не состоится в течение трех дней, нас всех казнят. Тебя тоже, разумеется. Мы уже выезжаем. Готовься к свадьбе, сын. И только посмей еще что-нибудь выкинуть. Или обидеть невесту. Лично из тебя дух выбью.