«Безумие», — пронеслось в голове Гастона.
Отец попросту не мог быть хранителем магического медальона. С какой стати?
С другой стороны, это открытие — не самое безумное за последние дни…
* * *
Гастон шел по замку и не мог отделаться от мысли, что за последние часы стряслось нечто важное, касающееся лично его. А как еще объяснить, что все пялятся и хихикают, будто у него рога выросли. Гораздо оригинальней, чем приходилось наблюдать у Лизетты.
— В чем дело? — спросил он грозно младшего лакея — совсем мальчишку, когда тот выпучил глаза, став похожим на лягушонка.
Лакей испуганно пискнул и припустился прочь, сверкая стоптанными подошвами.
Гастон только выругался под нос и отправился дальше — матушку разыскивать. Для разговора важного, хотя и сильно сомневался, что из затеи выйдет что-то путное.
Это все Лизетта с Огоньком придумали! После того, как все трое вернулись в апартаменты и переругались в пух и прах. Не устроило девиц, видите ли, что Гастон отказался спрашивать отца о медальоне. А кто бы согласился? Батюшка из него одной левой дух выбьет, коли посмеет задать столь важный вопрос в лоб. Так Гастон и сказал жене, мол, коли она на тот свет торопится, можно и рискнуть. Девицы впечатлились. Подумали-подумали и решили, что безопаснее приняться за матушку. Во второй половине дня, разумеется. Глупо заниматься серьезным делом после бессонной ночи. Надобно выспаться и силы восстановить.
Вот он теперь — спустя проведенные на диване часы — и шел. Правда, сам плохо представлял, с какой стороны подступиться к заданию…
…Инесса Ла-Пьер — экономка Винзуров и матушка Гастона нашлась в общей комнате для прислуги, что располагалась недалеко от кухни на цокольном этаже. Господа уже отужинали, и экономка занялась отложенными на вечер делами: сидела за столом в очках и внимательно изучала хозяйственную книгу, куда вносились все расходы. Гастон обожал наблюдать за матерью в подобные моменты: за чтением книг, разбором бумаг или составлением писем. На ее лбу появлялась глубокая вертикальная морщинка, но она не портила смуглое лицо, а делало его мудрее.
Мать почувствовала взгляд. Посмотрела на сына и недовольно вздохнула.
— Явился, — проворчала, закрывая книгу. — И хватило наглости.
Обида вновь закопошилась внутри наподобие зверька с когтистыми лапками. Ладно, отец. Что взять с мужчины, привыкшего раздавать распоряжение направо и налево. Но разве женщине не полагается испытывать сочувствие? И вообще — подбодрить младшего отпрыска? Родная кровь всё-таки.
— Я… я… поговорить хотел. Об отце.
— Само собой. Но не надейся, что замолвлю за тебя словечко.