Он беспокойно принюхался и выругался, хлопнув себя по коленке.
Сонное зелье! О, да! Гастон отлично знал его терпкий ягодный аромат. Они со светлостью годами опаивали этим снадобьем нянек и камердинеров, чтобы бедокурить без помех. Вот только зачем кому-то понадобилось давать его Огоньку?
Стоп!
— Лизетта! — завопил Гастон и кинулся на розыски жены.
Увы, апартаменты пустовали. Драгоценной женушки и след простыл. Зато на столе вместе с недоеденным ужином нашлись два стакана с остатками злополучного снадобья…
— Просыпайся! Огонёк, миленькая, ну же! Открой глаза!
Это была вторая попытка разбудить лесную девчонку. Тщетная, как и предыдущая. Но Гастон не знал, что еще предпринять, потому тряс и тряс маленькую помощницу. А как иначе? Лизетта исчезла. Коли с ней что-то случится, ему тоже не жить. Самому ее не найти, а приходить на выручку никто не намерен. Гастон это выяснил опытным путем. Успел и к родителям сбегать, и даже к герцогу Винзору. В смысле герцогу-отцу. Первые не пустили отпрыска на порог. Отец наградил очередной оплеухой, не дав вымолвить слова, и дверью перед носом хлопнул. А второй рассмеялся в лицо. Мол, чего паниковать, жена сама сбежала. Туда ей и дорога.
— Но император рассердится, когда узнает, — привел Гастон главный аргумент.
Увы, он ни пронял герцога. Совсем.
— Скорее, обрадуется. Ему осточертела история с оборотнем. Не случайно же вздорную девчонку за тебя — простолюдина — замуж отдал и руки умыл. А коли и рассердится император, то только для вида. Но это твоя проблема.
Посему Гастон вернулся в апартаменты и предпринял новую попытку разбудить Огонька. Но добился лишь невнятного бурчания и пинка в живот босой детской ногой. Ну да, неприятно. Но сам виноват. Следовало помнить о побочном эффекте сонного снадобья. Арнольд однажды так светлость лягнул, что тот в стену улетел и спину ушиб, да так, что на неделю забыл и о гулянках, и других развлечениях.
— Огонёк… Ох, Огонёк…
Гастон вытер вспотевший лоб рукавом и в сердцах ударил кулаком об пол.
— Не буйствуй, господин. Гневом делу не поможешь.
— Ох ты, нечистая, — Гастон отшатнулся прямо на пятой точке. — Хм… Или чистая…
На него укоризненно взирали блестящие глаза с серебристой лисьей морды.
— И это твоя благодарность? Хотя чего ожидать от невоспитанного мальчишки.
— Так ты реален? — спросил Гастон благоговейно. — Не мерещишься?
— Мерещатся черти. И те — с перепоя. А я порождение чистейшей магии. Являюсь на трезвую голову и исключительно по делу.
— Но как? В смысле, если ты — защитник, то почему объявился сейчас, а не раньше — в моем детстве? Или ж тебя только сейчас мне выделили? Но разве такое возможно?