Ей сорок два, а ноги еще крепкие, грудь стоит, ягодицы бесстыдно выпирают. Жара, влажность, теснота: вся ее физическая выносливость досталась Бразилии. Стоит Гезе отлучиться на несколько дней, и она уже чувствует неудовлетворенность. Только однажды, единственный раз до приезда Хохбихлера, она отдалась одному проезжему фермеру, мускулистому метису; об этом приключении стыдливая европеянка потом вспоминала несколько месяцев.
Петер притягивает ее. Его поседевшие виски, усы и эта манера зачесывать волосы назад, как у аргентинских автогонщиков на обложках модных цветных журналов… И глаза у него живые – их не поймаешь. Гитте нравится и его хватка, она будет ей необходима теперь, когда на сельскохозяйственные работы по возделыванию красных и очень плодородных земель нового имения пришли наниматься семеро батраков. И ее возбуждает мысль, что она приютила персонажа из шпионских романов. Наконец хоть немного адреналина… Вот так тебе, Геза, думает она, ведь я сколько раз предупреждала.
За несколько недель до переезда из Новы Еуропы ей очень понравилось, как Петер прооперировал корове грыжу. Он вскрыл животное, обезображенное огромным мешком на брюхе, свисавшим до самой земли, и вправил грыжу, после чего снова зашил шкуру с такими сноровкой, умением и мастерством, что у коровы теперь только малозаметный шрам и она великолепно себя чувствует. Его таланты позволили Гитте и сэкономить на расходах на ветеринара, всегда разорительных.
А в другой раз Петер ее насмешил. Он нашел муравейник. Вместо того чтоб поджечь его, укрепил на веревке гирю, привязав ее к ветвям эвкалипта. Часы напролет, словно прилежный ученик, он подсчитывал, зарисовывал, дорабатывал чертеж шайбы, которая способна раздавить муравейник. Никогда еще Гитта не видела его таким деловым, таким воодушевленным, как после успешного разрушения, он казался куда бодрей, чем после их утех. Через несколько часов белые муравьи сложили новое гнездо чуть подальше.
Незабвенным любовником Петер не станет – нет у него ни мужской силы, ни воображения Гезы. Но одно достоинство все же есть – в угрюмое и липкое послеобеденное время он в полном ее распоряжении. Он не сумеет ни в чем отказать ей, это никак не в его интересах. И, как рассчитывает Гитта, благодаря ему доллары текут рекой, достаточно просто поплакаться Герхарду, чтобы получить прибавку. Она уже позволила себе купить пару платьев в лавке в Серра-Негре, а еще кожаные ранцы для мальчиков. Заказана новая кровать. И, благословение Божье, всегда есть электричество.
Застигнутый врасплох напором Гитты, оправившийся от хвори Менгеле подводит итог. Она ему не нравится. Ее белые крашеные волосы так же вульгарны, как и манеры и потухшие глазки; на жирной коже лица остались следы девичьих прыщей. Пугающе большой рот и, видимо, порченые зубы – таким тошнотворным было ее дыхание, когда он лежал больной, а она все-таки взгромоздилась на него верхом. По-немецки она говорит лучше, чем ее дурень-муженек, – и все равно у нее несносный венгерский акцент. Но Гитта – страховка его жизни. Если удастся удержать ее под башмаком – можно будет надежно укрыться у Штаммеров. Вот почему он готов одолжить ей себя, тем более что и фазенда Санта-Лусия ему не сказать чтоб не нравится. Ферма утопает в зелени, климат в этих краях помягче, чем в Нова-Эуропа, пейзажи сладостные, и его завораживают бабочки – с красными крыльями, а еще с лазурными, оранжевыми или черными в белый горошек, и величиной с руку взрослого человека. Желтеющую саванну сменили джунгли. На холмах и в рощах таятся родники с прозрачной хрустальной водой: термальные источники в городе Серра-Негра открыли еще его основатели, итальянские пионеры. С фермы, возвышающейся на холме, как средневековая крепость, просматривается вся долина. Менгеле, заполошный после повешения Эйхмана, здесь чувствует себя в относительном спокойствии, больше, чем где-либо, с тех пор как бежал из Аргентины. Позади имения и кофейной плантации – горный пик, природная защита, состоящая из рифов и высокого леса. Это его тылы.