По воскресеньям исповедующихся больше, чем в будние дни. Толпа стоит плотно, спина к спине. Запах ладана перебивается запахом начищенных сапог. Грехи у всех, как на подбор: блуд, винопитие, сквернословие. Сколько отец Василий ни увещевай, каждый отойдет с сокрушенным сердцем и в следующий раз вернется при своих привязчивых бесах.
Батюшка не унывал. На то и покаяние, чтобы снять у человека с души хотя бы часть тяжести. Временно. Пока снова на дне, как осевшая грязь, не скопится свинцовая, темная тоска от своего и чужого непотребства.
Отец Василий обычно с первого взгляда по головам определял, сколько сегодня причастников. Они, как ни странно, заметны. За тридцать лет службы чему ни научишься? По каким-то малоприметным манерам и общему выражению лиц отличаются агнцы, готовые к закланию, от тех паршивых козлищ, которые хотят еще погулять, потянуть, отсрочить время ответа.
Обычно командующий, как и положено по должности, стоял первым. Бестрепетно перечислял грехи и со столь же спокойным, непроницаемым лицом отходил к чаше. При этом отец Василий всегда знал, что за графом остается еще много чего непроговоренного. Есть такие вещи, которые Михаил Семенович просто не знает, как произнести. Не по сугубой тяжести содеянного, а по внутренней щепетильности. Как, скажите на милость, чужому человеку, пусть и священнику, открывать потаенные движения души? Может быть, слишком сложные для нехитрого полкового батюшки.
Однако на всякого мудреца довольно простоты, и отец Василий разок посоветовал его сиятельству собороваться в Великий пост, чтобы снять с себя все, о чем не удается рассказать за год. Священник со сдержанным смешком вспоминал взгляд, которым тогда одарил его граф: мол, это уж совсем лишнее, я и так строго блюду свои обязанности, являя православному воинству пример церковной ревности, а в душу мне не лезьте.
Действительно, раз в месяц Воронцов со всем штабом и адъютантами подходил к причастию, в посты дважды. И каждое воскресенье отстаивал службу от начала до конца, храбро сражаясь с длинным византийским чином.
Поэтому отец Василий был удивлен, когда заметил графа в неурочное время, да еще в конце толпы, как обычно делают люди, желающие поговорить особо. За три года это был первый случай, и священник озадаченно крякнул, не понимая, чего такого натворил раб Божий Михайло – человек скрытный, но кроткий и имевший от рождения дух мирен.
Очередь двигалась медленно. Граф стоял, знаками отвергая все попытки пропустить его вперед. Терпением командующего Господь тоже не обидел. Такие-то люди, внешне всеми любимые, иной раз выворачивали перед исповедником целые соцветия зла. И мелькавшие перед ними пьяницы, да дебоширы начинали казаться ангелами.