Воспрянувший духом Веллингтон заверил приятеля, что будет действовать осторожно и с полным уважением к мастерству живописцев.
– О, это, должно быть, ушлые ребята, – повторял он. – Им нужен глазомер не хуже, чем у артиллериста. Клянусь, я буду с ними щедр.
Граф Михаил Семенович вообразил, как в Эскориал прибудет коллекция французского новодела, и не сдержал усмешки. Одна надежда, что новый король Фердинанд – ограниченный, как все Бурбоны – разбирается в живописи не лучше герцога.
Санкт-Петербург
В субботу Арсений Закревский получил приглашение на бал в Петергофе, где сейчас находился двор. По должности ему положено было участвовать в целой веренице всевозможных праздников, выходов и торжеств. Обычно он манкировал ими, ибо дела… Да к тому же не для чего и не в чем. Прежде Матушка Екатерина Алексеевна, говорят, жаловала не одними орденами: к звезде или кресту полагалась деревенька. Так, безземельный Ушаков за свои морские подвиги стал не только славен, но и богат. Внук Александр Павлович эту манеру не любил. А потому, занимая одно из первых мест в военном ведомстве, Арсений жил с тем, с чем батюшка оставил. То есть с шишом в кармане.
Новый мундир, приличного вида аксельбанты, даже награды с настоящими, а не поддельными камнями стоили денег. Их не было. Следовательно, таскаться по балам не с руки. Другие ищут там состоятельных невест. Этот вопрос Закревского также не волновал. К своему несчастью, он знал латынь и, когда три года назад доктора устроили над его головой консилиум, Арсений их понял: они сомневались, что с такими контузиями пациент протянет долго. Генерал не подал в отставку и не отправился в деревню – некуда. Эскулапы советовали ехать на Воды в Швейцарию – не на что. Служба в Главном штабе – строжайше запрещенная ему – кормила, давала кров и развлекала: трудно человеку все время помнить, что еще денек – и аминь.
Но на этот раз Закревский не смял толстую картонку пригласительного билета и не зашвырнул ее в угол. Напротив, взялся с любопытством разглядывать тесненную золотом картинку на первой страничке: танцующие люди в обрамлении виньеток, амуров и ракушек. Внутри красивым почерком с завитками и волосяной линией значилось его имя и время съезда: семь часов пополудни. Весной и летом балы начинались поздно. В загородные резиденции публика прибывала загодя, чтобы погулять. Приглашенных собиралось до двух тысяч. Но тех, кто допускался в сам дворец – не более шестисот. В их счастливое число входил и Закревский.
Впервые в жизни он осознал это как удачу. Ему нужно было поговорить с Аграфеной. Много вращавшаяся при дворе, она могла кое-что подсказать генералу. Где найти его, Толстая знала всегда. А вот Арсению, чтобы побеседовать с дивной графиней, следовало либо визитировать дом ее отца, чего без знакомства не сделаешь, либо ловить ветреницу во дворце. Именно так Закревский и собирался поступить.