Потратив на дорогу три часа, он к шести прибыл в Петергоф. Верхний парк был открыт только для императорских гостей, тогда как в Нижний свободно пускали всех желающих. Места для коляски у ворот, конечно, не было. Там теснились кареты больших господ. Арсений велел кучеру выехать с круга и остановиться где-нибудь на ближайшей улице. А сам пешком прошел до ограды и проник через служебный вход. Солидному ли человеку мять барыням бока и наступать девицам на бальные туфельки? Его и так пустят.
Белый длинный вестибюль был набит народом. Это почему-то напомнило Арсению загадку про «без окон, без дверей…». Он ощутил себя внутри такого огурца, одним из его бесчисленных семечек. Люди непрерывно поднимались и спускались по парадной лестнице. Статс-дамы с портретами. Фрейлины с вензелями. Матушки с дочками на выданье. Молодые искатели славы с россыпями крестов минувшей войны на груди. Арсений мельком глянул на себя в зеркало и тут же отвернулся. Отчего природа не дала ему ни римского профиля, ни величественной осанки? Среднего роста, довольно плотный, с круглой физиономией и толстыми губами, он напоминал себе жизнерадостного пупса в генеральском мундире, не хватало только кружевного слюнявчика!
Закревский искал глазами Толстую и не находил ее. Тронный зал в белой лепнине сиял хрусталем люстр, наборным паркетом, зеркалами в простенках окон. В нем колыхались облака муслина и атласа, двигались, сменяя друг друга, легкие ароматы цветочных духов, несомые мимо каждой дамой. В платьях из серебряных кружев, с алмазными лентами в волосах, с длинными бриллиантовыми серьгами они напоминали бабочек, заключенных внутрь волшебного фонаря.
Заиграли полонез, при первых тактах которого гости стихли и, как по команде, разбились на пары. Первым шел император с графиней Нарышкиной. Арсений знал о ней. Прекрасная полька, дочь графа Четвертинского, повешенного во времена Костюшко, она воспитывалась в Петербурге, здесь вышла замуж и здесь поймала сердце молодого Александра в золотую клетку. Ради нее государь оставил нежную и преданную супругу Елизавету Алексеевну, которую все так любили… Пару лет назад ветреная Нарышкина наставила августейшему другу рога, он убивался, грозил ей опалой, но теперь взял себя в руки и демонстрировал великодушие – прощение без возврата к прошлому.
За императором чинно выступали еще пар шестьдесят, они шли под музыку, выписывая по залу восьмерку. Наконец генерал заметил и свою знакомую. Аграфену вел граф Каподистрия. Высокий, тонкокостный, с белым валиком волос вокруг лба и черными живыми глазами он выглядел очень аристократично. Арсений понимал, что сравнение не в его пользу, и сердился. Ему не нравился грек, он инстинктивно не доверял таким типам, хотя не мог сказать, что послужило причиной неприязни: подозрения в шпионаже или тот факт, что Каподистрия спит с Толстой.