– Смотрите-ка! Да здесь русский! – сказал один другому.
– Возьмите его на мушку, – приказал обер-офицер.
Он подошел к Казначееву и красноречиво протянул вперед ладонь, требуя оружие. Глупо было сопротивляться. Но и подчиниться с первого раза – тоже недостойно. В результате Саша украсил физиономию неприятеля двумя выбитыми зубами. После чего раскаялся в отсутствии должной кротости. Лишившись передних коренных, кто хочешь озвереет. И артиллеристы показали дураку, как следует отвечать на вполне вежливую просьбу.
Упромыслив в деревне нужное число кур, французы повернули назад. Им важно было где-то харчеваться. Из отрывочных фраз, которыми они обменивались, Казначеев понял, что накануне произошло большое сражение, что Бонапарт победил, и русские оставляют Москву. Последнему пленный не мог поверить. Его посадили на круп позади одного из солдат, связали руки и больше не трогали. По прибытии в расположение своей части артиллеристы сдали Казначеева начальству. Оказалось, что таких, как он, пруд пруди, и скоро их погонят к городу, где Наполеон собирается торжественно принимать депутацию с ключами. Пленных было много. Оборванные, грязные, с кое-как перевязанными ранами, они сидели на земле и имели вид людей, вышедших из преисподней. Усталость и равнодушие изображались на лицах. Вчера эти люди сделали все, что могли. Не их вина, что жертвы оказались напрасны. Когда от одного из унтер-офицеров, судя по погонам из желтого сукна, карабинера, Казначеев узнал, какие это жертвы, ему сразу расхотелось говорить.
– Тыщ до тридцати считают, – бросил тот. – Должно, больше. Начальство завсегда нашего брата убавит.
– Куда же нас теперь, дядя? – не без робости спросил Саша.
– Вас-то? – прищурился карабинер. – Вас-то, слышь, к Бонапарту собирают. Хочет офицеров по Москве протащить, чтобы все, значит, на засранцев полюбовались. Виданное ли дело – православные церквы нехристям сдавать? А нас, лапотников, смекаю, в ближайшем лесочке уложат. Им, вишь ты, самим жрать нечего.
С этими словами пожилой унтер отвернулся и уже больше не промолвил ни слова. Казначеев не знал, какова была участь остальных пленных, но офицеров действительно вышвыривали из общих куч и формировали из них нечто вроде длинной цепи. «Триумфатор гребанный!» – возмутился Саша. Однако все оставалось без движения еще пару дней. Устав стоять, люди садились и даже падали на землю, какое-то время их не трогали, но при приближении каждого верхового, в котором охране грезился порученец с требованием вести русских к императору, пленных снова поднимали и заставляли держаться на ногах до изнеможения. О воде, еде и естественных человеческих надобностях французы, похоже, не подозревали.