– Нас поссорили англичане, – продолжал он. – Мерзавцы! Ваш царь слишком доверился им, и вот я здесь. Хотя должен был бы высаживаться в Дувре! Почему вы продаете британцам хлеб и чугун? Если бы не это, я бы уже покорил остров! – Бонапарт развернул письмо, пробежал глазами и с раздражением бросил на стол. – Ваш царь не хочет со мной встречаться! Как это понимать? Где он собирается заключать мир?
– Мой государь, – очень тихо проговорил Балашов, – велел передать вам, что подпишет капитуляцию у Берингова пролива.
– Где это? – резко осведомился Наполеон. – Карту!
В комнате появились Бертье и Даву. Они раскатали на чайном столике великолепную карту с основой из итальянского шелка, в которую удобно было втыкать флажки на булавках. Рука императора поползла по бумаге на северо-восток.
– Не вижу никакого пролива!
Орлов наклонился над столом.
– Берингов пролив отделяет Азию от Америки. Это крайняя точка нашего государства. – Его палец уперся в синюю подковку в дальнем правом гулу.
Бонапарт с минуту молчал.
– Передайте своему царю, – наконец проговорил он, – что я назначаю ему свидание поближе. Думаю, рандеву в Москве устроит нас обоих.
Парламентеров не стали задерживать. Вывезли за аванпосты и позволили ехать на все четыре стороны. Через пару дней они добрались до местечка Визды, уже покинутого главной квартирой. Своих догнали только на марше. Началось отступление, которое Казначеев проделал вместе со всей армией. Когда Балашов вслед за государем отправился в Петербург, Саша выпросил разрешение остаться при уланском полку 7-го корпуса генерала Николая Раевского.
25 августа, за день до Бородина, его откомандировали на поиски заплутавшего отряда донских казаков, которые шли от Вереи на соединение с основными силами. Не меняя лошадей – их просто не было – Казначеев проделал путь до Калуги и обратно, но лишь через полутора суток обнаружил в поле у Богородицкого села множество костровищ. Крестьяне подтвердили, что донцы прошли здесь накануне и углубились в лес. Вечерело. Саша решил заночевать в доме церковного старосты, попросив разбудить, когда хозяйка пойдет доить коров. Ему постелили в сенях на сундуке, и он заснул быстрым, издерганным сном, каким забываются люди, гнетомые невыполненным делом.
Каково же было удивление Саши, когда утром, едва рассвело, он, вместо бренчания костяных бубенчиков и звука рожка, услышал с улицы хорошо знакомый лязг металла и дружный топот множества лошадей. Решив, что вернулись казаки, адъютант встал, накинул шинель и вышел на крыльцо, чтобы вступить с ними в перебранку: «Сучьи дети! Вам куда было сказано двигаться? Дорога до Москвы столбовая!» Слова застыли у него на губах. Прямо во двор въезжали конные артиллеристы в характерных французских киверах с острыми загнутыми вперед гребнями черного цвета.