— Пан Черчилль, вы исходите из логики британской политической жизни, которая развивается столетиями и основана на необходимости договариваться! А мы, поляки, увы, живем в условиях другой политики, той, где противника надо лишать любой возможности вредить тебе и твоему делу! Поддержав Сикорского, который еще осенью тридцать девятого года создал организацию военного сопротивления и подчинил ее исключительно себе, вы помогли ему вытеснить из активного сопротивления тех, кто сражался за свободу и единство Польши и с русскими, и с немцами! С кем же вы останетесь!
Черчилль, шумно привстав и поерзав, устраиваясь удобнее, обозначил паузу, которую сам же и прервал:
— Мистер Круликовский, вы очень далеки от истины, когда говорите об отстранении вас и ваших единомышленников. Собственно, встречаясь с вами сегодня, я и хочу привлечь вас к сотрудничеству.
И, видя, что лицо Круликовского приняло прежнее скучающее выражение, попросил:
— Расскажите мне подробнее о «Прометее». Я знаю, что вас многие считают истинным создателем этой организации, человеком, который сохранил и усилил его после кончины пана Пилсудского.
По лицу Круликовского расплылось удовлетворение.
1942 год, январь, к северо-востоку от Нарьян-Мара
Старший лейтенант НКВД Храпов Геннадий Леонидович не спал уже четвертую ночь, хотя ложился по привычке в одно и то же время, потому что дисциплина требовала. Ложился на кожаный диван, стоявший в его служебном кабинете, открывал форточку, накрывался шинелью и курил, будто днем, всю ночь напролет. Даже не сказать, что курил, будто днем, потому что днем хоть что-то его отвлекало, а ночью оставался один, и тут уж лезла в голову всякая чепуха, и папироса оказывалась во рту будто сама по себе, и выкуривалась до мундштука, и даже горечь табачная перестала ощущаться. Слишком уж большая тяжесть легла на него. Такая, что и не знал, вынесет ли.
Старший лейтенант властвовал на зоне уже четвертый год, держал ее в полном порядке, ждал повышения и по званию, и в должности, а тут такая неприятность!
Да, что такое ты говоришь, Геннадий, перебил он сам себя! «Неприятность»!
Ужас это тихий, а не «неприятность» то, что с ним случилось.
И налетели коршуны, тотчас налетели! Сперва приехал проверяющий из областного аппарата, вроде как свой человек, но и полдня не прошло, как приехал еще один — уже из Москвы, а она шутить не любит, как всем известно!
Линия жизни Храпова скукожилась и замерла в таком положении. Хоть бы не заметили, хоть бы мимо прошли. Хоть сказал бы какой умный человек: дескать, что вы хотите от этого служаки? Его дело — вышку охранять, и он охраняет, а все эти ваши заумности не по его части!