Через несколько месяцев я поняла — мое предположение оказалось ошибочным, хотя Джей Пи оценил его высоко. Это было то, к чему он стремился в жизни. На самом же деле его мать жила в Лидсе, он навещал ее три раза в год и каждый раз возвращался замкнутым и помрачневшим. В доме матери было полно безвкусных безделушек и кухонных причиндалов — ему становилось там невыносимо. Приходилось смотреть все, что шло по телевизору. Просто вынос мозга.
Правда, успокоить его оказывалось легко. Я ждала его на диване или у стола в той позе, о которой мы договаривались, или в другой, если хотела сделать ему сюрприз; войдя в квартиру, он решительно бросал сумку на пол и, расстегивая ремень, говорил:
— Лучше дома места нет!
Когда я замечала, как Джей Пи смотрит на меня, возвращаясь к нашему столику от барной стойки, или, оборачиваясь, ухмыляется, сидя за письменным столом, — я каждый раз гадала, насколько не соответствуют действительности его представления обо мне. О Папе и Маме я рассказала ему все. Он знал расположение комнат в их доме, лучшие папины истории, мои подростковые претензии. Кому-нибудь другому могло бы показаться странным, что мои воспоминания начинаются с пятнадцати лет, но, поскольку Джей Пи и сам не горел желанием рассказывать о своем детстве, все мои проколы легко сходили мне с рук. Для обсуждения у нас оставались его дела; отношения Оливии с одним из его старших коллег, которые то прекращались, то возобновлялись; моя грядущая работа; книги, которые стоит взять с собой в Хорватию, чтоб можно было почитать и мне, и ему; новый бойфренд Кристофера, оказавшийся очень серьезным, а хуже этого качества — в этом мы соглашались друг с другом — ничего и представить нельзя. Прошлое для нас обоих стало вроде другой страны, которую никто не желал посещать. У нас оказалось так много других тем для разговоров.
Я осознала, что моя ложь неизбежно вскроется, когда поняла: мне придется знакомить его с родителями. Прошло уже больше года, и мы собирались переехать из наших отдельных квартир в какую-нибудь новую, общую. Если я попрошу, Мама и Папа не откажутся солгать ради меня — я об этом прекрасно знала. Но, представив себе, как они будут сидеть у себя в саду в Сассексе и, подталкивая друг друга локтями, напоминать, что нужно держать лицо, я решила их к этому не принуждать.
— Если ты решилась, — сказала Оливия, — то просто возьми и признайся, пока не довела себя до ручки.
— Но нужно ведь выбрать правильное время, разве нет?
— Брось, Лекс, для такого дела правильного времени не существует.