И так я решилась, и с той поры эта идея висела над моим рабочим столом, сидела рядом со мной в такси, когда я возвращалась домой. Стояла рядом с нашей кроватью по ночам, поглядывая на свои часики.
Я дождалась начала летних банковских каникул. Пятничный вечерний поезд до Лейк-Дистрикт, баночки джин-тоника. До мини-гостиницы, в которой мы забронировали номер и завтрак, мы добрались после полуночи, а к утру из темных очертаний проступили местные пейзажи, такие яркие и текстурные, как будто их только накануне закончили писать.
Я выждала километра полтора от начала нашей прогулки — мы ушли от дороги и начали восхождение. Вспомнила, как доктор Кэй все время твердила, что говорить правду легче, когда не смотришь человеку в глаза, и выбрала место, где тропинка сужалась — идти там можно было исключительно друг за другом.
— Есть одна вещь, которую я должна тебе рассказать, — начала я.
— Звучит как отличное начало выходных.
— Меня удочерили.
— Ясно. Эти твои родители, которые из Сассекса?
— Да.
— И сколько тебе тогда было?
— Больше, чем можно подумать, — пятнадцать.
— Господи, Лекс. Значит, ты знаешь, кто были твои настоящие родители?
— Знаю, — ответила я и почувствовала, как между нами что-то сдвинулось. Вот он край, и мы — совсем рядом, вместе.
Я дала ему только ту информацию, которую он мог найти в открытых источниках. Когда я закончила, он какое-то время молчал, и я мысленно умоляла его обернуться — чтобы увидеть его лицо.
— Господи, Лекс, — сказал он. — Я тебе сочувствую.
И поскольку времени было всего десять утра, а он не умел долго оставаться серьезным, то добавил:
— А попозже ты не могла рассказать? Ну чтоб сразу залить это дело?
Джей Пи повернулся и притянул меня к себе.
— Мы можем поговорить об этом в любое время, — произнес он. — Но я не обижусь, если ты вообще не захочешь об этом говорить.
Мы брели, обнявшись, пока тропинка не стала слишком узкой для двоих, и он снова зашагал впереди меня. Эта картина осталась у меня в памяти — Джей Пи с легким рюкзачком на спине, чуть склонившись, удаляется от меня к горизонту. После того как я столько времени не могла решиться, он бросил мои откровения на эту тропу, как кожуру от фрукта или даже огрызок. И в довершение заговорил об обеде.
Той ночью, после секса, мы лежали с ним в постели, отодвинувшись друг от друга как можно дальше, соприкасаясь лишь руками. Молчание настолько заполнило комнату, что всякий нарушавший его бытовой шум — журчание воды в туалете, звук мелодии из его телефона — казался оглушительным и приводил в замешательство. Я закрыла было глаза, но тут же встрепенулась — чего-то не хватало.