— Команды какие-то… ты говоришь, как маленький ребенок.
— Ты просто не понимаешь, что значит провести детство в этом доме! — воскликнул он. — Это несчастье, Лекс!
— Неужели? Все было настолько, черт возьми, плохо?!
Он промолчал. «Это же все просто слова, Джей Пи, — подумала я и затем, опасаясь, что надумаю еще что-нибудь в этом роде, мысленно прибавила: — Ну, или мне так кажется».
— Что ты имела в виду, насчет детей? — спросил он. — Насчет того, что мы уже все решили?
— Тебе нужна правда? Тогда ты должен узнать кое-что. О нашей будущей семье.
Разумеется, это оказался еще не конец. Мы потом возвращались в Лондон в День подарков, стояли в пробке под звуки сборника рождественских песен, который Джей Пи выключил на середине. Потом сообщения — язвительные и грустные, — которыми мы обменивались, сидя с каменными лицами, — каждый за своим рабочим столом. Кроме того, мы по-прежнему трахались, с каждым разом ненавидя друг друга чуточку больше. В самый последний раз ненависть перевесила наслаждение. И наконец разговор, когда Джей Пи сказал — я цитирую:
— Ты должна была сказать мне, что ты…
— Что я — что? Ну же, говори!
— Что ты… ну, дефективная.
В первый раз за много лет я подумала о том, чтобы встретиться с доктором Кэй. Она праздновала начало всей этой истории — нужно дать ей возможность выразить соболезнования по поводу ее конца. В тот вечер на заднем дворике своего офиса она почувствовала облегчение — я поняла это по ее глазам: я повстречала человека, который поднимет мою самооценку, поможет все забыть и заставит меня осознать, что я не хуже других. Она надеялась, Джей Пи увлечет меня за собой. Я тоже какое-то время надеялась на это. Но мое прошлое — это не такая вещь, которую можно просто выбросить или забыть в набитом хламом доме далеко отсюда. Оно все еще жило во мне, и если Джей Пи хотел принять меня, то ему нужно было принимать меня вместе с ними.
Но с доктором Кэй я так и не встретилась. Ко мне приехала Эви. Она села на поезд в Гатвике[38] и оказалась у меня еще прежде, чем рассвело. Стояла возле моей двери в тоненькой курточке, ежась от холода и засунув руки под низ, чтобы согреться.
— Сюрприз! — сказала она, хотя, прежде чем выехать из аэропорта, позвонила — убедиться, что я не сплю.
— Эви, зачем? Не нужно было… — ответила я, и это была правда — глаза у меня уже высохли, я приняла душ и оделась на работу.
— Знаю, — произнесла Эви.
Она готовила ужины; выискивала отвратительные телепрограммы, носила мои свитера — в конце концов они все пропахли ею. Мы говорили о Джей Пи только один раз, в самом начале.